До нее дошло, что в комнате ей придется взглянуть на уродливые обои с этим жутким пятном. Она не была готова к этому, поэтому поменяла направление и быстро направилась к лестнице. Можно посидеть в гостиной, а дальше будет видно.

– Если вам снятся кошмары, я могу попросить Камминза дать вам лекарство для улучшения сна, когда он приедет в следующий раз, – предложил Вирджиль.

Она пошла быстрее, стремясь увеличить расстояние между ними.

– Это не поможет, и мне не снятся кошмары.

– Но вы же ходили во сне прошлой ночью?

Ноэми резко развернулась. Вирджиль стоял на три ступеньки выше нее.

– Сегодня я не спала. Это другое…

– Звучит странно, – прервал ее Вирджиль.

– Конечно же странно, потому, что вы не даете мне ничего объяснить. Вы обрываете меня на полуслове.

– Я вижу, вы очень устали, – сказал он и спустился на одну ступеньку.

Ноэми преодолела еще три, пытаясь сохранить расстояние между ними.

– Так это вы это ей сказали? Каталине. Что я устала? И она вам поверила?

Вирджиль продолжил спускаться. У подножия лестницы он повернулся и взглянул на нее:

– Наверное, лучше на этом закончить наш разговор. Вы слишком взволнованы.

– Я не хочу на этом заканчивать! – неожиданно для себя отрезала Ноэми.

– Нет?

Вирджиль положил руку на плечо нимфы. В его глазах плясали похотливые искорки. Или ей кажется? Был ли подтекст у его «нет»?

Она бросила на него полный вызова взгляд и тоже спустилась. Но вся ее храбрость испарилась, когда Вирджиль наклонился вперед, словно бы собираясь положить руку ей на плечо.

Во сне у его губ был странный привкус… привкус спелого фрукта. Он разделся и проскользнул к ней в ванну, а она… она обвила руками его тело. Воспоминание было приправлено возбуждением, но и унижением.

Ты ведь будешь хорошей девочкой? – спросил он ее во сне. И вот они стояли при дневном свете, отнюдь не во сне, и Ноэми поняла, что то же самое Вирджиль может сказать и сейчас. Что его сильные руки могут найти ее не только в темноте.

Она боялась его прикосновений, но еще больше своей реакции на них.

– Я хочу уехать, – сказала она. – Можете попросить кого-нибудь отвезти меня в город?

– Сегодня вы импульсивны, Ноэми, – заметил Вирджиль. – Зачем вам уезжать, да еще так поспешно?

– Мне не нужна причина.

Даже если она не уедет, а просто доберется до почтового отделения и напишет отцу, будет лучше. Мир вокруг нее рушится, погружается в хаос, а сны становятся реальностью. Если она сможет обсудить все это с доктором Камарильо, то это тоже поможет. Ей важно снова почувствовать себя прежней Ноэми Табоада. Воздух… Ей нужен свежий воздух.

– В такой дождь мы не можем отвезти вас в город, Ноэми. Дорога опасна.

Она подняла голову и увидела капли, разбивающиеся о цветное стекло.

– Тогда я пойду пешком.

– Потащите свои чемоданы по грязи? Или воспользуетесь одним из них как лодкой? – засмеялся Вирджиль. – Не глупите. Если сегодня дождь прекратится, завтра утром можно уехать. Такой вариант вам подойдет?

– Да, – выдохнула Ноэми.

– В таком случае, если вы действительно решили покинуть нас, полагаю, нам нужно всем вместе отужинать в последний раз, – сказал Вирджиль, убирая руку с нимфы.

– Хорошо. Но я бы хотела перед отъездом поговорить с Каталиной.

– Да, конечно. Что-нибудь еще? – спросил он.

– Нет, ничего.

Она мгновение постояла, не зная, пойдет ли он за ней в гостиную, потом двинулась вперед.

– Ноэми? – произнес он.

Она остановилась и взглянула на него.

– Пожалуйста, не курите больше. Это нам мешает.

– Не волнуйтесь, – ответила она и, вспомнив об ожоге, взглянула на пальцы. От уродливого пятна не осталось и следа.

Она посмотрела на вторую руку, думая, что ошиблась. Но и там ничего не было.

Сжав пальцы в кулаки, она поспешила в гостиную; ее шаги гулко раздавались в коридоре. За спиной раздался смешок Вирджиля, но, возможно, ей показалось. Она уже ни в чем не была уверена.

Ноэми паковала чемоданы, чувствуя себя предательницей, и все еще сомневалась в своем решении. Возможно, лучше остаться… Она, правда, не хотела покидать Каталину. Подумав, она решила, что не поедет в Мехико, а вместо этого отправится в Пачуку, где попробует найти хорошего врача, и вместе с ним вернется в Дом-на-Горе. Дойлы конечно же будут недовольны, но это лучше, чем ничего.

Составив план действий и закончив собирать вещи, она отправилась на ужин. Раз уж это был ее прощальный вечер (по крайней мере на время), она надела парадное платье: темно-желтое, расшитое золотистыми нитками, с идеальным корсажем и большим бантом на талии. Может быть, вызывающе для этого дома, но для нее в самый раз, в этом платье она чувствовала себя победительницей. Дойлы, однако, тоже постарались. Стол был накрыт скатертью из белого дамаска, на него выставили массивные серебряные канделябры, а в комнате зажгли множество свечей. За ужином был снят запрет на разговоры, и едва ли не впервые в жизни Ноэми это раздражало – нервы были настолько взвинчены, что ей хотелось тишины. К тому же у нее разболелась голова. Вероятно, из-за вина: слишком крепкое и сладкое, с долгим послевкусием на языке.

Неприятная компания также не способствовала улучшению настроения. Ноэми была вынуждена притворяться дружелюбной, но ее терпению приходил конец. Вирджиль Дойл откровенно издевался над ней, да и Флоренс не отставала от него. В сущности, этой мумии можно было и рта не раскрывать – достаточно взглянуть на ее кислое лицо.

Девушка посмотрела на Фрэнсиса. Этим вечером он выглядел несчастным, и не надо было гадать почему. Интересно, кто повезет ее завтра утром в город. Она очень надеялась, что Фрэнсис. Тогда у них будет время поговорить наедине. Может ли она доверить ему заботу о Каталине? Фрэнсис тоже бросил на нее быстрый взгляд. Его губы раскрылись, словно он хотел сказать что-то, но Вирджиль не дал ему такой возможности.

– После ужина мы все пойдем наверх, – объявил он.

Ноэми повернулась к нему:

– Простите?

– Мой отец хочет попрощаться с вами. Вы же не имеете ничего против?

– Было бы невежливо с моей стороны уехать, не попрощавшись.

Вирджиль засмеялся:

– Мне кажется, несколько часов назад кто-то собирался пойти в город пешком.

Если Фрэнсис Ноэми нравился, то Вирджиля она точно не переносила. За его улыбками чувствовалась жестокость. И больше всего ей не нравилось, как он смотрел на нее, от этого взгляда хотелось закрыть лицо.