«Полноте! – пронеслось в мозгу изумленного Арталетова. – Не может быть такого! Неужто мне все приснилось – и камень, и старуха… пардон, пожилая дама!»

Непочтительно отзываться о такой приятной и обходительной на вид хозяйке ведьминого дома не хотелось даже мысленно. Опять же грозного вида окно…

Можно было еще посомневаться в реальности происшедшего в ту памятную ночку, но флакончик-то был реальностью и никуда не собирался улетучиваться со дна сумки, обернутый для надежности в запасную рубаху.

– Ну? И сколько вы намерены стоять здесь конным памятником самому себе? – желчно осведомился Леплайсан, на которого, несмотря на всю его браваду, было жалко смотреть – в кровать бы ему, да постельный режим пожестче, под контролем дюжей медсестры, которой больше подошло бы командовать танковыми корпусами, а не легионами клизм и уток. – И так понятно, что замки никакой фата-морганой не являются, а самые что ни на есть взаправдашние.

– Вы считаете, что мы должны… – промямлил Жора. В присутствии более сильного и опытного товарища он снова стал самим собой – неуверенным, рефлексирующим интеллигентом.

– Уверен! – отрезал шут, шенкелями направляя коня вперед. – К тому же, если судить по гербу над воротами, я, кажется, знаю владельца замка…

Георгию оставалось только позавидовать орлиной остроте зрения друга: он-то и сами замки различал с трудом, не то что какие-то там гербовые щиты над воротами…

* * *

– Господин отсутствуют! – отрезал высунувшийся из небольшого окошка над воротами заспанный мордоворот, от физиономии которого можно было прикуривать. – Проваливайте отсюда, бродяги безродные!

Нужно заметить, что и появиться он соизволил только после многократного стука в окованные железом створки кулаками, каблуками сапог, рукоятками шпаг и даже подобранным на соседней стройке приличных размеров обломком гранита. Леплайсан даже всерьез (и чрезвычайно громко) предлагал вышибить ворота тараном, а Жора, не менее громогласно, стоял за подрыв ворот при помощи самодельного взрывного устройства. Правда, первый проект провалился на стадии эскизной проработки из-за физической невозможности двух человек орудовать бревном той толщины и веса, которые могли бы противостоять трехдюймовым дубовым плахам, стянутым коваными полосами, а второй вообще не выдерживал критики, так как всех наличных запасов пороха (весьма скудных, кстати) не хватило бы, чтобы взорвать вход в лисью нору, не то что двери трех с лишним метров высотой. Но уже само по себе горячее обсуждение методики «раскупоривания» сыграло позитивную роль, вынудив обитателей замка пойти на переговоры.

– За безродных ответишь! – обиделся Леплайсан, тогда как Арталетов, окинув себя и товарища критическим взглядом, в общем-то разделял мнение привратника.

– Значит, с «бродягами» согласен? – ухмыльнулся «краснокожий», высовываясь еще больше.

– Скажем, не бродяги, а путешественники… – дипломатично вмешался Жора, пока шут раздувал щеки, готовясь обрушить на стража ворот такой поток красноречия, что тот неминуемо должен был вывалиться наружу, сраженный наповал и даже слегка дымящийся.

– Ха! Толпами тут шляются, а потом, смотришь, то стройматериалы пропадают со вверенного мне объекта, а то и вообще… Видали мы таких путешественников!..

Часовой так точно, емко и, главное, оригинально сообщил собеседникам о том, где, когда и в каком именно виде он имел честь лицезреть подобных им, что у Жоры снова отвалилась челюсть, а шут, наоборот, с лязгом захлопнул рот и, деловито расстегивая седельную кобуру, полез за пистолетом, чтобы, не тратя лишних слов, отправить наглеца прямиком в преисподнюю, где того уже, несомненно, заждались.

Охранник, видя такой оборот, исчез, но ненадолго, и уже через пару минут выглянул снова, уже с гребенчатой каской на голове и с какой-то пищалью в руках, калибром совсем немного уступающей гранатомету грядущих эпох.

Переговоры явно заходили в тупик, и вывести их из этого состояния мог только какой-нибудь свежий, нетривиальный ход.

И вот тут Георгий, по какому-то наитию, расстегнул свою объемистую сумку и извлек на свет Божий бутылку виноградной водки, которой шут, на собственной шкуре (и желудке тоже) убедившийся в действенности данного средства народной медицины, запасся с избытком. Не без труда выдернув тугую пробку, он лихо взболтнул содержимое и, передернувшись про себя (а то – полсотни градусов, без закуски, да еще при температуре гораздо выше комнатной!), смело сделал емкий глоток…

Самым трудным было сдержать слезы, так и просящиеся наружу, и не закашляться. Жидкий огонь стек по пищеводу, травмировав его, казалось, навечно, и шаровой молнией бабахнул где-то внутри. Еще чуть-чуть, и наш герой на собственном горьком опыте убедился бы, как «сносит башню», но этого чуть-чуть как раз не хватило.

Когда в глазах перестали плясать родные братцы верного Леплайсанова спутника, Жора украдкой перевел дух и победоносно оглянулся.

Шут со своим «довеском» наблюдали подвиг, граничащий с фокусами индийского факира, с неподдельным интересом. Что касается караульного…

Караульный почти вываливался наружу – он держался в своем окне каким-то чудом (вероятно, лишь этим самым чудом цепляясь за подоконник, словно обезьяна хвостом), – а по небритому горлу бильярдным шаром перекатывался кадык. «Запрещенный прием» Георгия пронял его, что называется, до печенок.

– Это… Это что там у вас?..

Леплайсан молча отобрал у друга бутылку и надолго припал к горлышку, опустошив посудину на добрую треть. После чего степенно вытер губы, деликатно рыгнул в сторону (поднеси кто к «выхлопу» спичку, полыхнуло бы на полметра, как у Змея-Горыныча) и скупо сообщил вопрошающему:

– Кальвадос[50].

Стон, который раздался сверху, непередаваемый по трагизму и заключенным в нем чувствам, можно было, наверное, расслышать и в покинутом недавно друзьями городке, лежащем в нескольких лье отсюда.

– Не присоединишься? – наповал сразил змей-искуситель неподкупного цербера отравленной ахейской стрелой…

* * *

– Словом, все уже готово было к свадьбе, – продолжал страж ворот, уже изрядно подшофе, опрокинув в свою бездонную глотку очередную кружку огненной во всех отношениях воды. – Гостей поназвали со всех окрестностей… Да что там окрестности – с самих Нормандии и Гаскони, вот! И из-за бугра были. – Рассказчик принялся загибать корявые пальцы. – Из Алемании[51], из Испании, из Дании, из Тосканы…

– Из Атлантиды… – в тон ему проговорил шут, ухмыляясь. – Из Утопии…

– Из Утопии… – послушно повторил привратник, уже загнувший все пальцы и теперь разглядывающий со всех сторон грязноватый кулак в тщетных поисках еще чего-нибудь, что можно использовать для счета. – Не-е! Не поймаешь!.. – пьяненько захихикал он, крутя пальцем под носом Леплайсана. – Утопии никакой не было… Угрия[52]была, а Утопии не было…