себя и постепенно отягощает каждое будущее решение самым худшим наследием. Она может стать ужасным грузом, который народ впоследствии вряд ли сможет сбросить и который, в конце концов, утянет его вниз, в числа рабских рас.

Так в документах о разоружении и порабощении Германии чередуются политическая беззащитность и экономическое разграбление, чтобы, наконец, морально породить тот дух, который обеспечит удачу в выполнении плана Дэвиса и успех в договоре Локарно. Потом, конечно, на все можно смотреть, исходя из высших соображений, говорить об отдельных удачах в этом несчастье, удаче, которая, возможно, оставит в дураках людей, но небеса обмануть не сможет. Потому что, благословение небес заставляет себя ждать: нужда и заботы давно стали постоянными спутниками нашего народа, а единственный верный его союзник — нужда. Судьба и в этом случае не делает исключений, то есть дает нам то, что мы заслужили. Так как мы больше не умеем ценишь честь, то мы разучились ценить свободу и сытость. Люди уже научились просить хлеб, однажды они будут просить свободу.

Насколько горьким и позорным был крах нашего народа в период после 1918 года, настолько решительно и жестоко преследовали именно в это время тех, кто уже тогда осмеливался предсказывать то, что случится позднее. Таким достойным сожаления и убогим стало руководство нашего народа, такое высокое мнение оно имеет о себе, особенно тогда, когда речь идет об устранении нежелательного и неудобного предупреждающего гражданина»52.

Уже с появлением 2-го тома «Майн Кампф» можно считать доказанным то, что представления Гитлера не соответствуют действительности. Каждый мог убедиться в том, что положения договора в Локарно (октябрь 1925 года), который включал соглашение о безопасности (Рейнский или Западный пакт) между Германией, Бельгией, Францией, Великобританией и Италией, предусматривал нерушимость границы между Германией, Бельгией и Францией, содержал соглашение о третейской процедуре между Германией и Бельгией, с одной стороны и Францией — с другой, и соглашения о третейской процедуре между Германией и Польшей и между Германией и Чехословакией, а также — гарантии союзников об освобождении Кёльнской зоны, для побежденной Германии были не «мерой подавления» и «указом о порабощении», как полагал Гитлер в соответствии со своим учением о пропаганде в «Майн Кампф», а наоборот: этот договор оказал очень благоприятное влияние на положение Германии.

Критика Гитлером внешней политики кайзеровского рейха тоже полна его домыслами. Его оценки, сделанные, по-видимому, под влиянием его глубокого уважения к бюрократии и армии империи Бисмарка, тем не менее сформулированы много реальнее, чем при оценке социал-демократии, которую он, однако, благодарил во время Второй мировой войны за то, что она прогнала монархию53–54. Внешняя политика, которая, по его мнению, имела единственную возможность для повышения безопасности национал-социалистического государства как внутри, так и во вне, — это «мировая политика». Она должна насильственным путем создать занимающий весь континент рейх, «мировую державу»55, обладающую «жизненным пространством»56 в Европе — до Урала. Как в большинстве случаев, таки в этой связи, отдельные высказывания в «Майн Кампф» определяют оценку «Рабочего плана» и ранжирование политических «необходимостей» целей и намерений Гитлера. Например, представленная в «Майн Кампф» как «политическое завещание германской нации» концепция частичного плана, много лет отвлекала (и не только французов) от основанной на расовой идеологии оценки войны Гитлером.

«Политическое завещание германской нации для действий за пределами государства», формулировал Гитлер, должно «и всегда будет логично гласить: Никогда не мириться с появлением второй континентальной державы в Европе. Если будет совершена любая попытка организовать на германских границах вторую сильную в военном отношении державу, будь это даже в форме создания государства, способного стать военной державой и напасть на Германию, то последняя имеет право и обязана любыми средствами, вплоть до применения военной силы, помешать возникновению подобного государства, либо, если оно уже появилось, снова разбить его. Заботьтесь о том, чтобы основа мощи нашего народа заключалась не в колониях, а — в земле родины в Европе. Никогда не думайте, что рейх в безопасности, если столетиями каждый потомок нашего народа не наделен своим собственным куском земли. Никогда не забывайте, что самым святым правом в этом мире является право на землю, которую человек сам должен обустроить, а самой святой жертвой является кровь, пролитая за эту землю»57

И наоборот, несмотря на свою радикальную недвусмысленность, при жизни Гитлера привлекли меньше внимания, чем позднее, такие его утверждения: «германский народ видит свое будущее» не в качестве сильной в военном отношении европейской державы (что было иллюзией в 1924 году), а «выступит лишь как мировая держава», и «собранная в единое целое с помощью государства раса» может иметь «обеспеченное существование» лишь при условии, если «народное государство* завоевывает чужую территорию не только для сегодняшнего дня. В 1924 году он писал без обиняков:

«Внешняя политика народного государства должна обеспечить существование на этой планете собранной в единое целое с помощью государства расы58, тем, что она создает здоровое, жизнеспособное, естественное соотношение между численностью и ростом народонаселения — с одной стороны, и величиной и качеством занимаемой им земли — с другой…

При этом необходимый размер территории расселения надо оценивать не только, исходя из нынешних потребностей, и из величины урожайности земли, относительно численности народа. Потому что, как я уже показал в первом томе, говоря о “германской политике союзов перед войной ”, размер территории государства, помимо своего значения как прямого источника продовольствия для народа, имеет и другое, военно-политическое значение. Если народ обеспечивает себя продовольствием за счет размера своей земли, ему, тем не менее, необходимо помнить о сохранении этой имеющейся земли59. Последнее основывается на общей военно-политической мощи государства, определяемой, в немалой степени, с военно-географической точки зрения.

Германский народ может войти в будущее лишь как мировая держава. В течение почти двух тысячелетий мировая история была представительницей интересов нашего народа — именно так мы можем описать нашу, более или менее успешную, внешнеполитическую деятельность»60.

«Будущей целью нашей внешней политики должно быть не ориентирование на запад или восток, а восточная политика в смысле приобретения необходимой земли для нашего германского народа. Для этого необходима сила, которую смертельный враг нашего народа, Франция, у нас неумолимо отнимает, значит, нам потребуется пойти на любые жертвы для уничтожения французского стремления к гегемонии в Европе. Каждая страна, которая, подобно нам, считает нетерпимым господство Франции на континенте, является нашим естественным союзником. Никакой способ достижения мощи не должен для нас быть слишком тяжелым и никакие лишения не станут чрезмерными, если только конечный результат дает возможность подавления наших свирепейших ненавистников»61.

Во «Второй книге»