— Тогда попроси его солгать.

— Мистер Катлетон, — сказал сержант Рукер. — Сейчас я спрошу вас, сколько будет четыре плюс три. Нужно, чтобы вы ответили — шесть. Просто скажете — шесть.

— Но ведь это будет семь.

— Неважно, мистер Катлетон, вам нужно сказать шесть.

— А-аа.

— Сколько будет четыре и три?

— Шесть.

Реакция была, и сильная.

— Вот в чем дело, — объяснил второй полицейский. — Он действительно верит в это, Рэй. Он не собирался создавать нам лишние проблемы, он верит в это, независимо от того, правда это или нет. Ты же знаешь, что может вытворять воображение. Знаешь, как иногда свидетели клянутся, утверждая ложь. Им так помнится, вот в чем дело. Он прочел статью в газете, воображение сыграло с ним злую шутку, и он сразу в это поверил.

Они долго беседовали с ним, Рукер и второй полицейский, объяснив все до мелочей. Они говорили ему, что в глубине его раненой души таится подавленное желание, это создает беспричинное чувство вины, которое и берет на себя ответственность за убийство миссис Уолдек. И потому он считает себя виновным, хотя вовсе не убивал ее. Долгое время, слушая их, он был уверен, что они сошли с ума. Но в конце концов они доказали ему, что он никак не мог совершить то, в чем признается. Они обосновали это фактами, и у него не было аргументов, чтобы возразить им. Он был вынужден им поверить.

Он поверил им, он знал, что правы они, а не он, или, вернее, не его память. Но это ни в какой мере не влияло на тот факт, что он помнил, как убивал. До мельчайшей детали. И это значило, что он, несомненно, сошел с ума.

— Теперь вы, наверное, считаете, — понимающе сказал сержант Рукер, — что сошли с ума. Но пусть вас это не волнует, мистер Катлетон. Такое стремление — признание в совершении преступления — встречается гораздо чаще, чем вы думаете. Каждая публикация об убийстве приводит к нам дюжину желающих в нем сознаться, и большая часть из них искренне уверена, что так оно и было на самом деле. В вашем подсознании живет побуждение к совершению убийства, ваша совесть страдает, стремится избавиться от чувства вины, восприятие реальности искажается, вы верите в то, что сделали это, и в конце концов являетесь с признанием в том, чего никогда не смогли сделать в действительности. Мы постоянно сталкиваемся с такими вещами. Правда, не у всех убежденность так сильна, как у вас, и не все в состоянии так точно описать ситуацию. Детектор лжи помог нам понять вас. Не нужно волноваться о том, что вы психически больны. Вы вполне можете себя контролировать. Только не надо все время думать об этом.

— Психология, — заметил второй полицейский.

— Вполне возможно, что у вас это повторится, — продолжал Рукер. — Но не позволяйте этим мыслям завладеть вами. Старайтесь выбросить их из головы и напоминайте себе, что вы никого не убивали. И все будет в порядке. И никаких признаний, о'кей?

Какое-то время, он чувствовал себя эмоционально отупевшим. Потом наступило облегчение, огромное облегчение. Ему больше не грозит электрический стул. И не давит постоянное чувство вины.

* * *

Той ночью он спал без всяких сновидений.

Это произошло в марте. Четыре месяца спустя, в июле, все повторилось. Он проснулся, спустился вниз, вышел на улицу, на углу купил «Дейли Миррор», сел за столик со сладким пирогом и кофе, открыл газету на третьей странице и прочитал статью о четырнадцатилетней школьнице, которая прошлой ночью возвращалась домой, но так туда и не пришла. Какой-то мужчина затащил ее в глубь аллеи и бритвой перерезал горло. Статья сопровождалась страшной фотографией девушки с перерезанным от уха до уха горлом.

Подобно вспышке света на фоне темного неба, сверкнуло воспоминание, восстановившее всю картину.

Он вспомнил бритву в своей руке, отчаянно вырывавшуюся девочку. Вспомнил ощущение ее нежного, напрягшегося от ужаса тела, ее стоны, потоки крови, хлынувшие из вспоротого горла.

Картина была настолько реальной, что прошло некоторое время, прежде чем он вспомнил, что его память уже не в первый раз проделывает с ним эту жестокую шутку. Он напомнил себе о том, что было в марте. В тот раз его память ошиблась. Сейчас, по-видимому, тоже.

Но нет. На этот раз ошибки быть не могло. Он ясно помнил каждую деталь. Так поразительно ясно.

Он пытался убедить себя. Он сражался с собственной памятью. Он напоминал себе, что сержант Рукер предупреждал его, что такое может повториться. Он сопротивлялся, как мог.

Но порой логика бессильна против упорствующего сознания. Если человек ощущает, что держит в руке розу, чувствует ее аромат, колется о ее шипы, то никакие доводы рассудка не способны поколебать его уверенность в том, что роза действительно существует. Память о розе столь же убедительна, сколь и роза в руке.

В тот день Уоррен Катлетон все-таки пошел на работу. Однако ни ему, ни его делу это ни принесло никакой пользы. Сосредоточиться на бумагах, лежащих у него на столе, он был не в состоянии. Ни о чем другом, кроме как об убийстве Сандры Гиллер, он думать не мог.

Девушка в офисе заметила, что он был озабоченным и подавленным, и справилась о его самочувствии. Сослуживцы интересовались, давно ли он проверялся у врача. В пять он ушел домой. По дороге ему с трудом удалось не приближаться к полицейскому участку.

Сны были настолько реальны, что он постоянно просыпался. Один раз даже кричал. К утру он оставил попытки заснуть.

Простыни, матрас на постели были мокрыми от пота. Он долго стоял под холодным душем. Потом оделся. Спустился вниз и отправился в полицейский участок.

В прошлый раз он пришел сюда с признанием в совершении убийства. Они убедили его в невиновности. Казалось невероятным, чтобы тогда они ошиблись. Может быть, и на этот раз сержант Рукер сумеет избавить его от призрака убитой девочки. Признание, потом доказательство его невиновности, и он снова сможет спать, по ночам.

Не останавливаясь у стола, дежурного, он прошел прямо наверх и нашел сержанта Рукера. Увидев Катлетона, тот прищурился.

— Уоррен Катлетон, — сказал он. — Признание?

— Я пытался удержаться и не приходить сюда. Вчера я вспомнил, как убил девочку в Куинсе. Я знаю, что сделал это, и в то, же время — что не мог это сделать. Но…

— Уверены, что убили ее?

— Да.

Сержант Рукер все понимал. Он отвел Катлетона в комнату. Не в камеру, а в комнату. Попросил его подождать там немного. Вскоре он вернулся.

— Я звонил в отдел по расследованию убийств в Куинсе, — объяснил он. — Узнал кое-какие подробности, которые не упоминались в газетах. Вы помните, что вы что-то вырезали у нее на животе?

Он тотчас же вспомнил. Бритва, кромсающая обнаженное тело.

— Что именно вы вырезали, мистер Катлетон?

— Я… я точно не помню.

— Вы вырезали «Я люблю тебя». Вспоминаете?