— Разве с него не брали подписку о невыезде? — удивилась Ксения.

— Чего-о? — протянул мужик.

Ксения поняла, что к Анатолию Воробьеву у следователя претензий не оказалось. Наверное, обеспечил себе очень хорошее алиби.

— И что ты сказал? — спросила Ксения. — Следователю, стало быть.

— Своих не выдаем, — подмигнул ей сосед Анатолия. — Врагу не сдается. Мы с Воробьем четыре года из одного холодильника продукты друг у друга таскаем, так неужто я его ментам сдам? Этим… — Мужик заковыристо выругался.

— У тебя что, были проблемы с законом? — догадалась она.

— Ага. Водку продавать закон не запрещает, напротив, имеет с этого нехилые бабки. Пить тоже не запрещает, а вот вести себя, напившись, соответственно потребностям раскреп… — Он икнул. — Рас-креп… остившейся души…

— Когда он приедет? — прервала его Ксения. — На сколько путевка и куда?

— В Ит… алию. Ой, что ж это такое? Пардон. На три дня.

— Так мало?!

— На больше и бабки большие нужны.

— Но зачем ему ехать в Италию на три дня, когда можно… Ой! — сообразила вдруг она.

— Думаешь, не вернется? — подмигнул мужик. — Не думаю. Наследство ему здесь светит.

— А тюрьма?

Ксения удивилась тому, что он не так уж и пьян. Неужели Ваньку валяет?

— Он тебе денег обещал, да? — спросила она.

— Мы с Воробьем…

— Знаю. Четыре года в одном холодильнике…

— В одной помойке, девка. А жить все хотят. Думаешь, мне не надоело каждый день видеть это дерьмо возле мусоропровода? И вонь не надоела? И то, что ко мне в гости надо записываться, как на прием к министру финансов?

— Послушайте…

— Да иди ты. Читать умеешь?

— Извините. Я уже ушла. Не забудьте сказать Анатолию, что я заходила. Если сможет, пусть позвонит.

— Ага. Сможет, — сказал ей вслед мужик. — Не понимаете вы никто смысла жизни…

Ксения забрала на вахте свой паспорт, все еще думая о странной поездке небогатого Анатолия Воробьева в Италию. Чтобы человек на последние деньги покупал горящую путевку и всего на три дня менял холодную, слякотную Москву на прелести средиземноморских курортов? Лишь бы успеть последний раз взглянуть на мир, что ли?

Она очень устала и почти пожалела об этой поездке. Вот так всегда: дома не сидится, потому что скучно, а стоит выйти на улицу, да пару раз поцапаться с продавцами, да разорвать о чужую сумку новые колготки в автобусе, да почувствовать на себе в толкотне вагона метро чьи-то липкие пальцы… Ксения развернулась и посмотрела тому, кто нарочно протиснулся поближе, прямо в глаза. Ничего. Пустота. Даже глаз не отводит, хотя и вжимается изо всех сил в ее вспотевшее от отвращения тело. «Лучше выйти», — поняла она и, оказавшись на незнакомой станции метро, села на ближайшую лавочку. «Как глупо получается: если не участвовать во всеобщей гонке на выживание, то и заняться особо нечем, — подумала она. — Все эти люди считают, что они чужие на празднике жизни, но не хотят понять, что и праздника-то никакого нет. Безделье — это не праздник, а сплошная серая скука».

Дома она поняла, что опять не хочет есть. Сидела, тупо глядя в экран телевизора, у которого зачем-то выключила звук. Она сама придумывала слова всем тем, кто появлялся на экране, те, которые хотела. И уже решив, что вечер безнадежно пропал, Ксения услышала телефонный звонок.

— Привет, Ксюша! Узнала? — Это был он, ее бывший. — Где ты гуляешь? Я с утра звоню.

— Зачем?

— Хотел пригласить тебя поужинать.

— Куда?

— У нас с тобой были любимые места.

— «Макдональдс»? Кафе-мороженое возле кинотеатра «Ударник»? Или пельменная в центре?

Она сейчас променяла бы на эту пельменную самый дорогой в мире ресторан. Не глядя и на всю оставшуюся жизнь, хоть за те десять минут, которые требовались ему, чтобы проглотить свою порцию и доесть то, что она заботливо оставляла в своей тарелке, даже если была голодна. Здоровый, сильный мужчина, которому всегда требовалось много еды. Неужели он этого не помнит? А бывший муж только рассмеялся:

— Ты права. Мы уже давно выросли, Черри.

— Мы не выросли. Мы просто стали такими же, как все.

— У тебя голос грустный. Так где ты была?

— Хотела напроситься в гости к одному молодому человеку…

Она привычно оборвала фразу и вздохнула. Он молчал.

— Но он уехал. В Италию.

— Ты хочешь в Италию?

— Я? Не знаю. Там сейчас тепло.

— Мы поедем, Ксюша. Обязательно. А сейчас я могу предложить тебе только итальянскую кухню — спагетти, пиццу, салат по-гречески. Я помню: ты очень любишь пиццу.

Наверное, ей надо было отказаться. Ксения открыла рот, чтобы сказать «нет» и услышала как бы со стороны:

— Да. Я очень люблю пиццу.

— Вот и здорово! — обрадовался он. — Я заеду за тобой. Во сколько?

— А работа?

— А… Я все равно решил оттуда уйти.

— Давно?

— Да, решил давно.

Ксения хотела сказать, что разговаривала несколько дней назад с его начальницей, и у той даже в мыслях нет, что ее красавец менеджер решил уволиться. Что это все вранье, как и якобы сломавшаяся на шоссе машина в тот день, когда убили Женю, но почему-то промолчала. Вместо этого она начала думать о том, не слишком ли располнела для черного вечернего платья. И стала ждать, когда он подъедет, уже с того мгновения, как в трубке раздались короткие гудки…

… — Отлично выглядишь, — сказал бывший муж, целуя Ксению в щеку.

И ей сразу стало противно от театральности этого жеста, от его банальных слов, неброского галстука и темного костюма. Он вел себя так, словно был на сцене, и Ксения гораздо охотнее простила бы своему бывшему, если бы прямо сейчас, без всяких предисловий, он бросил бы на пол свой дорогой пиджак и так же нетерпеливо начал бы снимать с нее черное вечернее платье.

Но у него имелся свой сценарий на весь этот вечер. Сначала ужин в ресторане, обязательные объяснения, танцы, букет цветов, потом тихим голосом испрошенное разрешение остаться. «Какой идиот придумал все это? — подумала Ксения. — И зачем?»

Тот, кто раз и навсегда изобрел этот обязательный для мужчины и женщины ритуал, никогда не любил. Ибо о какой любви может идти речь, когда ты глядишь в залитую соусом тарелку? Если бы все произошло сейчас, в этой полутемной прихожей, она поверила бы ему и простила, но уже выйдя на улицу, к машине, поняла, что они теперь навсегда чужие люди. По-прежнему друг друга любящие, но все равно чужие.

— Так что это был за парень, к которому ты хотела напроситься в гости? — спросил он, поворачивая ключ в замке зажигания. И Ксения не поняла, подлинная ли это ревность, или тоже один из обязательных элементов ритуала?