От злости и бессилия я заревела. Ходила по спальне и в буквальном смысле руки заламывала. Выражение «заламывать руки» всегда казалось мне странным и глупым, я понять не могла, что оно означает, а вот сегодня поняла. Хотелось заорать, затопать ногами, начать бросаться на стены, но я вместо этого обхватывала себя за локти, сжимала кулаки, потом взмахивала руками, не зная, как избавиться от тяжести в груди. Мне нечем было дышать. В какой-то момент тошнота стала непереносимой, и я кинулась в туалет, потом долго не могла отдышаться. Едва сумела подняться на слабых ногах и добраться до раковины, чтобы умыться и прополоскать рот.

— Стася, тебе плохо?

Я головой мотнула, мужа оттолкнула, чтобы пропустил меня в комнату, и рухнула на постель. Голова сильно кружилась, я даже глаза открыть не могла.

— Я вызову «скорую», — решил Серёжка, понаблюдав за мной минуту.

— Нет! — Я постаралась справиться с собой. — Я просто переволновалась. Сейчас пройдет.

Сережа на край постели сел, смотрел на меня, но дотронуться не решался.

— Малыш, прости. Я не думал, что он на такое решится. Но это ведь… чокнутый сукин сын. Украсть тебя удумал.

Я крепко зажмурилась и взмолилась:

— Серёжа, хватит. Я не хочу об этом больше говорить. Не могу…

— Хорошо, хорошо. — Он всё же погладил меня по спине, потом укрыл одеялом. — Отдохни.

Следующий день начался с того, что я поняла: не могу смотреть мужу в глаза. И не из-за стыда, который испытывала последние недели, а просто-напросто боюсь. Боюсь увидеть в его глазах нечто страшное и для меня незнакомое. Вчера, подслушивая его разговор с Ефимовым, я очень четко осознала, что многое про Серёжку не знаю. О своем прошлом он всегда говорил с неохотой и иронией, намекая на то, что времена тогда были лихие, а он был молод и горяч, и, без сомнения, совершал ошибки, о некоторых до сих пор жалеет, но исправить уже ничего не может. Единственное решение: не позволять себе повторять их. А вот теперь я всё больше уверялась в том, что лихие времена не прошли для него бесследно, и натворить он успел, куда больше, чем признавался, да и привычки и способы решения проблем остались прежние, просто он в последние годы старательно их маскировал за солидностью и деловым подходом. Но послушав вчера, насколько спокойно он рассуждает: а не пристрелить ли ему надоевшего Гришку Сулиму, я всерьёз впечатлилась. Не знала, что и думать, если честно. Дурацкая затея с похищением враз перестала быть чьей-то игрой и банальным желанием подзаработать, она превратилась в опасную авантюру, и Гриша, наверняка, знал с самого начала, на что идет. Поэтому столько раз говорил мне: молчи, молчи до последнего.

— Как ты себя чувствуешь?

Я смотрела в свою тарелку, примяла ложкой взбитый творог.

— Хорошо.

— Больше не тошнит?

Я проглотила комок, вставший в горле, затем покачала головой.

— Нет. Это от нервов.

— Наверное. Но ты бы показалась врачу.

— Зачем? Причин для переживаний от этого меньше не станет.

— Стася.

— Серёж, со мной всё в порядке.

Он недовольно вздохнул, и вроде бы решил внести ясность.

— Ты сама виновата. Тебе нужно было сразу мне всё рассказать, а не платить кучу бабок какому-то уголовнику.

— Вчера ты сказал, что это копейки по сравнению с тем, что он требует.

Серёжа в раздражении отодвинул от себя тарелку.

— А ты не бери в голову лишнее, и к мужским разговорам не прислушивайся. Они тебя совершенно не касаются. Я сам разберусь.

— Неужели ты не можешь с ним договориться? Отдай ему деньги, пусть уедет.

Серёжа в досаде губами пошевелил.

— У меня столько нет, — проговорил он негромко.

Я взглянула в растерянности.

— Что?

— У меня нет столько денег! Они все в дело вложены. А делить с ним бизнес я не буду, ясно?! — Он произнёс это таким тоном, словно не сомневался, что я непременно передам Гришке его слова. Я поторопилась отвернуться. — Я пахал, пока он сидел, и он не вернулся к разбитому корыту. Как оказалось, все эти годы, я его капиталы множил, раз он с меня их требует.

— Вы вместе работали? — Я поневоле попыталась представить Гришку на месте мужа в его кабинете на пятнадцатом этаже нового офисного здания в центре города, в костюме за две тысячи долларов, обсуждающим миллионные сделки по поставкам вторсырья, и, признаться, не смогла.

Серёжа посверлил меня взглядом, но так и не ответил, из-за стола поднялся.

— Мне нужно на работу, — глухо оповестил он. — А ты, будь добра, не езди сегодня в город.

Я промолчала. Комкала в руках льняную салфетку, и дождаться не могла, когда на меня снизойдёт озарение. Когда я пойму, как нужно поступить и что, вообще, делать дальше? Озарения не было, и я страдала. Через полчаса, забыв о просьбе мужа, засобиралась в город. Нужно было увидеться с этим вруном и подлецом Гришкой, чтобы кое-что прояснить. Коля, снова заступивший на смену, и явно предупреждённый моим мужем о том, что мне выезжать из дома не следует, попытался возразить, но я никак не отреагировала, только прикрикнула:

— Открывайте ворота!

Сегодня у меня не было сил что-то придумывать и выбирать окольные пути. Оставив автомобиль на стоянке клуба, я решительно направилась к Гришкиному дому. В дверях столкнулась с соседкой, которую уже встречала пару раз в подъезде, и та неожиданно решила со мной поздороваться, видимо, привыкнув к моим визитам. Но я пробежала мимо неё наверх, не проявив ответной вежливости. На ходу достала ключ, отперла дверь и вошла в квартиру. Замерла в прихожей, уже понимая, что Гриши нет. Но если бы его просто не было — это ещё ничего, но довольно скоро я выяснила, что и вещей его в квартире нет. Я открыла шкаф, выдвинула ящик комода, распахнула дверцу старого секретера, и от обиды разрыдалась. Гад. Опять меня провёл.

Выйдя из подъезда, я увидела мужа. Он прохаживался у своей машины, и, по всей видимости, ждал, когда я спущусь. Я остановилась, кинула затравленный взгляд на охрану за его спиной, а когда Серёжка повернулся ко мне, заставила себя посмотреть ему в глаза. Особо радостным он не выглядел, правда, и разозлённым тоже, скорее уж разочарованным.

— Что, сбежал? — поинтересовался он с притворным сожалением.

Я не ответила, хотела мимо пройти, мечтала о том, чтобы он позволил мне уйти, но Серёжка схватил меня за локоть и повёл к машине. Дверь передо мной охранник распахнул, а муж негромко проговорил:

— Садись.

Я села и сразу отвернулась. Каждый вдох требовал усилия, я отвлеклась на это, пыталась справиться с собой, наверное поэтому и слёзы не лила. Серёжка устроился на сидении рядом со мной, кинул водителю короткое:

— Домой, — а потом уже на меня посмотрел. Долго молчал, а затем поинтересовался: — Стась, ты с ума сошла?