Девять дней спустя после бесплодных попыток врачей спасти Слотина, перелив ему кровь от нескольких не пораженных радиацией коллег, он все-таки скончался. Остальные присутствовавшие при неудачном опыте в той или иной мере пострадали от облучения, но все остались живы.

Происшествие сразу было засекречено, однако впоследствии, когда история выплыла наружу, друзья Слотина все как один постарались представить его героем, пожертвовавшим своей жизнью ради спасения коллег. Посвященная этому случаю статья, увидевшая свет в 1995 году, была озаглавлена так: «Молодой канадский ученый отдал свою жизнь ради спасения друзей, когда эксперимент вышел из-под контроля». В отчете, написанном другом Слотина в 1956 году, говорилось: «Слотин, словно бы повинуясь рефлексу, бросился вперед и голыми руками оторвал половинки реагирующей массы друг от друга. Остальные разинули рты, а Слотин, повернувшись, — его побелевшее лицо выражало ужас — жестом велел всем покинуть комнату. Молодой ученый отдал свою жизнь, как делали многие его ровесники во время войны».

Позже выяснилась одна интересная подробность: когда коллеги советовали Слотину во избежание неприятностей использовать какое-нибудь защитное устройство, которое не давало бы полушариям сомкнуться, тот только отмахивался: «Если я буду доверять свою безопасность защитным устройствам, вот тогда-то уж точно жди неприятностей». Уже после его смерти стало известно, что Слотин был фантазером, рассказывавшим небылицы о своем прошлом, а также неисправимым любителем риска. Был случай — как поведал один его бывший коллега в 1993 году, — когда Слотин попросил остановить реактор, чтобы он мог подрегулировать для предстоящего эксперимента что-то там на дне цистерны с водой, которая поглощала радиацию. Ему было отказано, тогда он пришел в выходной, разделся до трусов и нырнул на дно цистерны, хотя реактор не был выведен из рабочего режима.

Судя по всему, то, что произошло со Слотином, было случайной смертью безрассудно смелого ученого.

Если вы когда-нибудь наблюдали за ранней стадией строительства небоскреба или любого высокого здания, вы знаете, что, после того как фундамент заложен, конструкция начинает напоминать структурный скелет, на который впоследствии будут навешены полы, стены и потолки. Если этот остов делают из стали (а не из железобетона), то строители начнут с того, что возведут раму из стальных колонн высотой в несколько этажей, соединенных балками. Чем ближе к фундаменту, тем колонны толще и тяжелее, ведь им в конце концов придется выдерживать вес целого здания. По окончании строительства нижней части каркаса, сверху надстраиваются новые колонны, и скелет обретает следующий уровень. Здесь колонны уже не такие массивные, потому что им нужно поддерживать уже не все здание, а только верхние этажи. И так далее, вплоть до самой крыши: чем выше, тем тоньше и легче становятся колонны.

Прогресс не стоит на месте, в мире строятся все более и более высокие дома (в Дубае запланировано возведение здания высотой в километр![51]), а колонны в основании таких домов становятся все массивнее и массивнее, ведь вес конструкции тоже нарастает. Но когда речь идет о самых высоких постройках, таких, как Башня Свободы, небоскреб, который строится на месте Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, к работе инженеров, конструирующих этих гигантов, добавляется еще одна неожиданная и интересная деталь. Помимо того что колонны должны сопротивляться огромному давлению сверху, их следует конструировать так, чтобы они выдерживали действие сил, направленных в противоположном направлении, то есть вверх. Считается, что возможны ситуации, когда колонны в основании таких зданий вообще не будут испытывать никакой нагрузки сверху — даже наоборот: они станут притягивать дом к земле, не давая ему улететь.

Как такое возможно? Чем выше здание, тем больше шансов, что его будет раскачивать ветром. Когда сильный ветер встречает на своем пути дом, он разделяется и огибает дом слева и справа. При этом поток воздуха создает завихрения, которые толкают здание туда-сюда, заставляя его раскачиваться как камертон. На деле даже лучше, если здание слегка покачивается, — это позволяет погасить часть силы ветра. Но когда дом наклоняется в одну сторону, он тянет вверх колонны-опоры по другую сторону. И если ветер достаточно силен, он не только уменьшает нагрузку на колонны, но даже немного вытягивает их из земли. Кроме того, у инженеров-конструкторов есть еще один повод для раздумий: колонны в той части дома, которая клонится к земле, должны быть рассчитаны на большую нагрузку, нежели вес здания. Это как с качелями: когда один конец поднимается вверх, вся нагрузка приходится на другой конец.

Направление, в котором раскачивается дом, тоже порой удивляет. Возможно, вы полагаете, что при сильном ветре, дующем в северную сторону здания, оно будет клониться к югу? На деле при образовании воздушных завихрений здание может раскачиваться из стороны в сторону под прямым углом к ветру. А если ветер и завихрения будут настолько сильны, чтобы повалить постройку, она упадет на восток или на запад.

Химические элементы — это те кирпичики, из которых строится материя. К началу восемнадцатого века было открыто около 15 элементов, некоторые из них были хорошо известны — в основном это металлы (железо, медь) или вещества, использовавшиеся в тогдашнем кустарном производстве (сера, фосфор). Начиная с 1700 года и далее химия постепенно усложнялась и становилась более рациональной, полностью вытесняя алхимию. Ученые открывали все новые и новые элементы. Химические элементы в силу самой своей природы щедро рассеяны по всей нашей планете, они содержатся в почве, воздухе и воде. Но впервые обнаружить тот или иной элемент можно где угодно — это дело случая. В 1825–1826 годах французский химик Антуан Жером Балар (1802–1876) нашел элемент бром в морской воде — в своей лаборатории в Монпелье. Примерно в то же время немец Карл Якоб Лёвиг (1803–1890) нашел тот же элемент в минеральных солях.

Но есть на Земле один маленький уголок, который породил сразу семь химических элементов. В 1794 году финский ученый Юхан Гадолин (1760–1852) обнаружил в каменоломне на шведском острове Ресарё химический элемент, который он назвал иттрий — в честь расположенной рядом деревни Иттербю. За последующие сто лет в той же самой каменоломне были найдены еще шесть элементов. Видимо, от недостатка воображения и давая тем самым повод для путаницы три из них назвали в честь все того же населенного пункта — тербий, эрбий и иттербий. Когда в конце XIX века в тех краях нашли новые элементы, химики наконец напрягли фантазию и назвали их гадолиний (в честь Юхана Гадолина), гольмий (от Holmia, латинского названия Стокгольма) и, наконец, тулий — от Туле, старинного латинского обозначения скандинавских стран.

В английском языке ускоритель частиц называется «atom-smasher» — от слова «smash», что означает «крушение, столкновение». Многие обыватели, слыша это слово, представляют себе устройство, которое с огромной силой сталкивает атомы друг с другом, в результате чего они разваливаются и мы видим, что у них внутри. Во время экспериментов с ускорителем частиц и впрямь происходит нечто подобное. Атомы, а точнее, входящие в их состав частицы — электроны и протоны — в самом деле движутся друг навстречу другу на необычайно высокой скорости; они действительно сталкиваются; и эти столкновения, что греха таить, приводят к появлению целого ряда новых частиц, которых прежде в ускорителе не было и которые выделились «изнутри» атомов.