императору. Поднять бунт, расстаться с карьерой из-за казаха-мятежника, зарубленного где-то в степи, — не в характере Даля; да и вряд ли кому другому в то время такое пришло бы в голову. Заявить, что у мятежников имеются причины восстать против ханской власти, было по тем временам тоже немалой смелостью. Правдивый Даль это заявил. Не будем требовать от него большего. Считалось: коли человек служит, он подчас должен поступаться правдой ради каких-то высших целей. Каких? Наверно, наедине с собой Даль пожимал плечами.

Там, где возможно, он старался подштопать пробитые в правде дыры.

…Даль был главным устроителем музея в Оренбурге. Даль называл его местным музеем. За стеклами шкафов и полок сохранялись куски правды об Оренбургском крае. У входа стояли одетые в национальные платья фигуры казахов, калмыков, башкир. Один знатный путешественник, осматривая музей, заметил Далю:

— Не слишком ли заботитесь вы об изучении быта сих диких племен? Мне довелось читать в ученом журнале, что подобный интерес лишь укореняет их варварские обычаи. Есть ли в том нужда?

Даль сказал:

— Удивительные бывают совпадения в пословицах разных народов! Недавно я узнал башкирскую: «Дружба народов — их богатство», и, представьте, тотчас вспомнил нашу, русскую: «Доброе братство милее богатства».

ОДИН В УМЕ

А как же словарь?

Чиновник Даль занят службой. Казак Луганский пишет рассказы. Пополняются ли словами тетрадки?

Нельзя на каждой странице назойливо напоминать, что Даль собирает слова. Это надо все время иметь в виду, о чем бы ни шла речь. Как в арифметике: «три пишем, один в уме». А арифметика тут такая: знаем, сколько слов собрал Даль, знаем, сколько ему на это понадобилось времени, и получаем, что при двенадцатичасовом рабочем дне Даль должен был каждый час записывать и объяснять одно слово. Конечно, собиратель не работает, как машина. Его деятельность неравномерна. Бывает, за день он узнает больше слов, чем за предыдущий месяц. Но средняя цифра — слово в час. Это много.

Даль вспоминал потом, что оренбургские годы были золотым временем для заготовки слов. Это нетрудно объяснить. Оренбург удобно расположен. На запад — европейская Россия, на восток — Сибирь, на север — Урал, на юг — Казахстан. Башкирия и Татария — по соседству. До Волги рукой подать. Край заполнен переселенцами. В одном уезде — бывшие жители двадцати губерний. А отъедешь три версты — казачья станица с нетронутой, самородной уральской речью. Смешение языков!

В Оренбурге Даль познакомился с рыболовством, охотой, коневодством. Знание жизни делает язык богаче. Завзятый горожанин, гуляя по лесу, говорит тускло, общо: «Дерево», «Птица поет». А сельский мальчишка скажет точно: «Клен», «Осина», «Соловей щелкает», «Щегол щебечет».

Даль смотрел, как уральцы ловят рыбу, написал об этом. Хорошо рыбачить он, кажется, не научился, зато новых слов узнал много. Потом они выплеснулись в словарь.

Откроем словарь на слове РЫБА: узнаем, что костистую рыбу, в отличие от хрящистой, красной, именуют черной; что голова рыбы называется башка; щека — мыс, шагла́, щегла́; язык — тумак; затылок — хру́палка, захрустовица; хвост — плеск, махалка; желудок — тамак; брюхо — тежка. Что рыба икру не только мечет, но и бьет, выбивает. Что рыба без икры — яловая. Мертвая рыба — снулая. А стая рыб — руно, или юрово.

Узнаем три десятка производных слов. Между прочим, узнаем, что рыбник: на Псковщине — рыбный торговец, на Тамбовщине — птица, чайка, а на севере — пирог с рыбой. Узнаем множество пословиц, приметы и загадки. Вот такие:

Есть крылья, а не летает; ног нет, а не догонишь (рыба).

Кину я не палку, убью не галку, ощиплю не перья, съем не мясо (человек удочкой рыбу ловит).

Пришли воры, хозяев украли, а дом в окошки ушел (воры — рыбаки, хозяева — рыба, дом в окошки ушел — вода ушла в ячейки сети).

Теперь откроем слово СЕТЬ. Оказывается, рыболовные сети имеют различное устройство и называются: невод, волокуша, бредень, недотка, ахан, ставна́я, плавна́я, погоняй, ярыга, поездуха, свинчатка, перестав, мере́жа.

Между прочим, есть еще сети для ловли птиц: перевес, шатер, крылена, тайни́к, понцы, лучек, растяжна́я, колковая, наволо́чная, трепловая.

Есть сеть на зверей — тренета́.

Но это только перечисление. Каждому виду сети посвящена отдельная статья. Поглядим, например, что написано у Даля про НЕВОД. Выясняем, что неводы тоже бывают разные: распорные, стержневые, рысаки, жиротопные, речные, морские. Что всякий невод собран из делей (сетей) разной пряжи, с разной величиной ячей (или глаз). Что по крыльям (то есть по краям), ближе к клячам (шестам), идет редель — ячеи здесь реже, а пряжа тоньше. В середине наоборот: мешок самой частой и прочной дели (так называемая матня, или матка, кошель, корна́, кутец). Даль подробно рассказывает, как ловят неводом, и сообщает еще очень много слов.

Впору руками развести — как один человек смог набрать столько! Но прислушаемся к разговорам пахарей, плотников, маляров, кровельщиков, портных. Приглядимся к их делу. Будем ездить. Знакомиться с людьми. Будем возить с собою их рассказы, песни, сказки. Будем рассматривать одежды, щупать ткани, пробовать разные блюда. Собирать цветы и слушать птиц. Жизнь приносит подарки любознательным — друзей, ремесла, открытия. Далю жизнь дарила слова.

Но Даль знал: подарки любят отдарки. Он поселит слова в своем словаре. Люди станут их вычитывать, пускать в