Ануфриев командовал, присматривали за ними. Выбрали именно их, потому что оказалось, что в отделении Ануфриева большинство бойцов в школе учили немецкий. Поначалу имелись опасения, что военнопленные станут изобретать способы, чтобы удрать. Их специально даже нарядили в ярко-оранжевые комбинезоны, чтобы легче было преследовать.

Вот только никто из пленных пока ничем не выказывал подобных намерений. Те, которые прошли рамку из камня с зеленым светом, в большинстве оказались людьми спокойными и даже флегматичными. Работали они слаженно и добросовестно. А отдыхали без ссор и мордобоя. В сущности, охраняемый контингент оказался достаточно дисциплинированным. По этой причине бойцы Ануфриева большую часть дня били баклуши, сидя в тени и глядя на то, как работают их подопечные. От нечего делать, Ануфриев и его друг ефрейтор Леня Зимин, сидя на теплых валунах возле скал, смотрели, как пленные в апельсиновых комбинезонах тянут очередной кабель, и болтали на тему попаданцев. Ведь эта глупая ситуация из книжек теперь сделалась для них реальностью, к которой приходилось приспосабливаться.

Зимин говорил:

— Знаешь, Рома, вот мы попали сюда, но наше положение значительно лучше, чем у большинства этих самых попаданцев. Мы же и уйти обратно в свое время можем. А представь, если одному в такое положение попасть? Ну, что одному делать, например, в сорок первом году? Ведь за нами не только правда, но и сила. А представь, если никакой защиты нет? Если, например, в сорок первый попал сам собой, а не вселившись в какого-нибудь местного влиятельного человека, вроде Сталина, Жукова или Берии?

Ануфриев высказал собственное мнение:

— Ну, понятное дело, что тогда полагаться можно только на сведения из будущего. Надо добраться до какого-нибудь представителя власти и убедить его, что знаешь развитие ситуации. Если заинтересовать властителя сможешь, то дадут тебе довольствие и вещевое, и продовольственное. Ну, а дальше уже будет зависеть все от того, насколько ценными сведениями располагаешь.

— А если я, например, не знаю ничего по теме всей этой истории? Ну, в общих чертах, наверное, что-то вспомню, но мало. Что же делать тогда? — спросил Зимин.

— Тогда затихориться лучше и косить под местного. Если все же узнают власти, что ты из будущего прибыл, а на добровольное сотрудничество не идешь, то и запытать могут, — сказал сержант.

— Ну и какой толк им от этого? Могу же и соврать что угодно. Пойди проверь. А очную ставку проводить не с кем. Да и что спрашивать будут про будущее? Они же не знают сами, что будет. Ни один следователь не знает того, что и где случится в ближайшие минуты, — проговорил ефрейтор.

— Это точно, Леня. Я где-то даже читал, что вариантов развития событий из любой секунды существует бесконечное множество. Но, какой-нибудь краткосрочный прогноз основных моментов истории проверить легко. Вот, например, расскажешь про подвиг героев-панфиловцев. И, когда он состоится, то начнут уже твои прогнозы более серьезно воспринимать, — произнес Ануфриев.

— Тогда надо сразу после попадания в какие-нибудь прорицатели идти, гадателем стать или астрологом, если только сразу не расстреляют, — высказался Зимин.

— Или аналитиком каким-нибудь при штабе, — дополнил идею сержант.

Но, Зимин все не унимался:

— И это же хорошо, если вот сюда, в двадцатый век попасть. Все же жизнь здесь не так сильно отличается. Даже и воевать можно. Оружие понятное. И есть надежда на медпомощь при ранении. А если куда-нибудь в более ранние времена занесет, где никакой медицины еще и не существовало? Ну, расскажешь им, что появятся когда-нибудь в двадцатом веке самолеты, танки, автомобили, радио и телевидение, а в двадцать первом будут гаджеты, интернет-зависимость и возможность оплаты со смартфона. И что? Оно им надо там в каком-нибудь тринадцатом веке? На что им эти знания, если на практике они им ничего не дадут?

— Ну, сделаешь им, например, паровую машину, — подсказал Ануфриев.

— Да я же не механик. Вообще не мастер. Руки у меня растут не из того места, как говориться. Что я там в прошлом изобрету? Да ничего. Я и таблицу Менделеева не помню. По химии вечно трояк получал в школе, — пробормотал Зимин.

— Значит воином заделаешься. Станешь там каким-нибудь рыцарем. Выиграешь турнир, женишься на принцессе, получишь замок и титул, да заживешь на славу, — подначил друга сержант.

— Да какой из меня рыцарь? Стрелять-то я умею, а вот фехтованием не владею. Это же, чтобы рыцарем стать, надо с малолетства клинковому бою учиться, а еще и длинным копьем владеть хорошо. А я и на лошади быстро скакать никогда не пробовал, — протянул ефрейтор.

— Тогда станешь разбойником. Освоишь стрельбу из лука, да местным Робин Гудом будешь, — сказал Ануфриев, заканчивая разговор. Неожиданно со стороны палаточного лагеря показался раритетный начальственный автомобиль. Сержант замолчал, встал с валуна и отдал честь проезжающим, увидев внутри на заднем сидении Сомова и Васильева. А вот на переднем месте, рядом с водителем, сидел какой-то незнакомый человек в генеральской форме сорок первого года.

Глава 21

После боя, который оба каменных великана вели весь день, оттесняя финнов все дальше на запад, их операторы, полковник Петр Мальцев и майор Василий Кудряшов, поставив великанов на подзарядку, отдыхали, снимая стресс рыбалкой возле реки Кусачей. Вызывая зависть колхозных рыбаков, военные ловили с новеньких деревянных мостков на двухметровые карбоновые спиннинги с катушками, доставленные из двадцать первого века. Бойцы притащили для них раскладные стулья, а на головы Мальцев и Кудряшов одели панамы от солнца, такие, как носили солдаты советской армии в Афганистане.

С приманкой не заморачивались. Ловили на блесну. Сильнее всего рыба в Кусачей клевала поутру и вечером, но и днем клев тоже был. Может, не такой интенсивный, но каждые десять минут то Мальцев, то Кудряшов вытаскивали какую-нибудь лососину от полуметра до метра. В реке рыбы водилось столько, что можно было ловить на блесну независимо от времени суток. Занимаясь рыбалкой, оба отставника-реконструктора, снова вернувшиеся в строй в качестве операторов боевых гранитных великанов, разговаривали и о делах.

— Мне Сомов сообщение послал по мысленной связи, что приехал на позиции нашего полка сам генерал Мерецков, — сообщил Мальцев.

— Хм, интересная личность. Читал я про него много чего. Неплохой, кстати, генерал. Представь себе, что это именно он организовал прорыв «Линии Маннергейма» в Зимнюю войну, — сказал Кудряшов.

— Да, насколько помню, он, вроде бы, убедил сначала Тимошенко, а потом и Сталина, что надо подтянуть