– Из газет узнала, что вы в Москве, – говорит дрожащим голоском. – Подсказали: живете в «Метрополе». Я днем приходила, вас не было. Пришла вечером, а они не пускают! Говорят: «Их благородие отдыхает!»

– Пожалуйста, Ольга Матвеевна, за стол!

Чутье подсказывает: сегодня она не ела. Это никуда не годится! Накормить человека в горе – наполовину облегчить страдания. Испытано…

– Садитесь, кушайте! Выпейте воды!

Она подчиняется, как маленькая. И, прежде чем успеваю сказать, хватает стакан «сельтерской». Пьет большими, жадными глотками, ставит пустой стакан. Вздыхает.

– Закусите, Ольга Матвеевна, пожалуйста!

Подсовываю блюда. Я опрометчивый дурак, я проглядел ситуацию, но у меня смягчающие обстоятельства. Неужели она не поняла, когда пила? Бывает. Сам когда-то лакал спирт, как воду. Сейчас главное поесть…

Водка ли повлияла, или она действительно голодна, но ест она быстро и много. Слава богу! Возможно, жирный балык впитает алкоголь, и все обойдется. Отвезу ее на извозчике домой… Она кладет вилку.

– Папа писал: если с ним что, найти вас! Вы поможете, вот! – Она внезапно икает и сползает со стула – еле успеваю подхватить. На моих руках – бесчувственное тело. И что теперь? На извозчике тело не повезешь, полицию вызовут…

Укладываю ее на диван, иду в спальню и разбираю постель. Наверное, это хорошо, что пришла Ольга, сегодня я не смог бы здесь спать. Возвращаюсь и после минутных колебаний раздеваю ее до белья. Получается быстро – наловчился. У женщин этого времени на платьях слишком много шнуровки и застежек – не дай бог пережмет горло. Беру ее на руки, она совсем легкая, и отношу в постель. Кладу на бочок, укрываю – замечательно! Приношу платье, вешаю на стул, ботиночки ставлю рядом.

Возвращаюсь в гостиную и сажусь за стол. Мне тоже пора утешиться. Наливаю «сельтерскую» в тот же злополучный стакан и осушаю его в два глотка. Закусываю. Горячее давно остыло, но нам не привыкать. Еще стакан! Вот уже и не так болит… У меня просыпается зверский аппетит: выпиваю и съедаю все, что осталось от Ольги. Вызванный звонком коридорный собирает посуду.

– Любезный! – говорю строго. – Ко мне кузина приехала, у нее отца на фронте убили. Наплакалась, бедняжка, спит. Постели мне здесь! – указываю на диван.

Он кланяется и уносит посуду. Через десять минут у меня роскошная постель. Раздеваюсь, падаю, сон…

* * *

Ночью я вижу привидение. Все в белом, как и положено привидению, оно выплывает из спальни и движется к столу. Звякает пробкой графина, долго и жадно пьет воду. Затем плывет ко мне. Старательно зажмуриваюсь. Привидение громко вздыхает и исчезает в спальне. Пронесло…

Утром возвращается боль. К душевной добавилась головная. Пока Ольга спит, встаю и совершаю утренний туалет. Затем одеваюсь и бегу в парикмахерскую. Там заказываю полный пакет: стрижка, бритье, мытье головы. Такие процедуры отвлекают от мыслей.

На обратном пути заказываю чай и поднимаюсь в номер. Ольга встала и оделась. Выглядит она куда лучше вчерашнего. Она сильно исхудала со времени нашей последней встречи, но ей это идет.

– Как спалось? – спрашиваю вежливо.

– Плохо! – отвечает она. – Жарко, душно, и постель пропахла духами. Я не люблю запах фиалки.

Я молчу. В конце концов, ее не звали.

– Ты раздел меня? – спрашивает, насупившись.

Киваю. Есть претензии?

– Мог бы и чулки снять! – говорит сердито. – Резинка ногу пережала!

Есть люди, которых не меняет ни время, ни горе. Не далее как вчера я с ней плакал… К счастью, приносят чай. Молча пьем. Она отодвигает пустой стакан.

– Когда ты уезжаешь?

– Сегодня. Поезд вечером.

– Хорошо! – говорит она. – Успею собраться!

– Для чего?

– Я еду с тобой!

– Ольга Матвеевна! – изо всех сил пытаюсь быть вежливым. – Я отправляюсь на фронт! Там война!

– Я знаю!

– Что вы будете там делать?

– Говори мне «ты»! – сердится она. – Мы кузены, сам сказал. К твоему сведению, я фельдшер, у меня и свидетельство имеется. На фронте не нужны фельдшеры?

Нужны, очень нужны! Только другого пола. Женщины-медики тоже служат, но при госпиталях и лазаретах, в строевых частях их нет. Время «ударниц» в гимнастерках «грудь колесом да еще с крестом» еще не пришло.

– Ты замолвишь за меня слово перед начальником, он и согласится! – развивает мысль Ольга. – Кто тебе откажет, ты же герой?!

На фронте к героям иное отношение, там их много. Я пытаюсь это объяснить, она поджимает губу.

– Господин прапорщик, вы дали слово отцу! Вы намерены его исполнять?

Так и знал! Я чувствовал… Никогда, ничего, никому не обещайте! Найдут, прижмут к стене и потребуют ответа. Что делать? Извечный русский вопрос… Так. Обручального кольца на ее пальце нет, с замужеством что-то не сложилось, но, возможно, свадьбу отложили.

– Почему я, а не жених?

– Юра погиб в сентябре, не успела тебе сказать, – она легонько вздыхает. Это горе уже отболело.

– У тебя есть тетя в Москве…

– Она мне двоюродная! Это раз. Во-вторых, у нее свои дети. Я там чужая.

Знакомо.

– Павел! – она умоляюще складывает руки на груди. – Я тебя очень прошу. Ты единственный близкий мне человек! Хочешь, на колени встану?!

Этого не хватало! Кузина на коленях умоляет кузена взять ее на фронт – она хочет быть полезной Отечеству. Картина Репина, Ильи Ефимовича, писана маслом, размер холста три на два аршина… Как быть? По штату авиаотряду полагается врач. У нас его нет – врачей на фронте не хватает. У нас и фельдшера нет – их тоже мало. По большому счету что врач, что фельдшер отряду без нужды – мы всегда базируемся неподалеку от госпиталя. Однако свободная должность имеется, попробовать можно. У меня долг перед покойным Розенфельдом, долги надо платить. Пусть съездит! Если ей откажет Егоров, с меня взятки гладки. Мавр делал дело, у мавра не получилось. Я куплю ей обратный билет и дам денег на дорогу. С превеликим удовольствием.

– Подожди меня здесь!

Сергей давно встал и сейчас сортирует покупки. При первой возможности он шлет посылки домой. У него мать, отец, шестеро младших братьев и сестер. Временами я ему дико завидую. Меня Сергей встречает настороженно. Быстро объясняю.

– Вези, кого хочешь! – Он машет рукой. – Только одно условие: с Егоровым объяснишься сам!

Соглашаюсь и откланиваюсь. В принципе такого ответа я и ждал, но субординацию надо блюсти – в командировке Сергей старший. Однако аппараты добыли мы, за них мне что угодно разрешат.

При моем появлении Ольга вскакивает с дивана. Глаза у нее, как у раненой лани. Плохой дядя едва не забрал у ребенка игрушку.