Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слугой там был не то мальчишка, не то зобастый карлик то ли двенадцати, то ли шестидесяти лет, не выпускавший из рук метлы.
Завсегдатаи входили через калитку, остальные посетители — через лавку.
Что же это была за лавка?
В высокой стене на улице, справа от калитки, было пробито прямоугольное отверстие, служившее и дверью, и окном со ставнями, и рамой — единственные во всем доме ставни на петлях и с задвижками, единственная застекленная рама. За этим окном, выходившим на улицу, помещалась каморка, пристроенная к галерее-ночлежке. Над дверью виднелась надпись, сделанная углем: «Здесь торгуют редкостями». Выражение это уже и тогда было в ходу. За стеклом на трех полках, прилаженных в виде горки, красовались фаянсовые кувшины без ручек, разрисованный китайский зонтик, весь в дырах, не открывавшийся и не закрывавшийся, бесформенные обломки медной и глиняной посуды, продавленные мужские и дамские шляпы, две-три раковины, связки старых костяных и медных пуговиц, табакерка с изображением Марии-Антуанетты и разрозненный том Алгебры Буабертрана. Такова была лавка. Таков был выбор «редкостей». Черный ход из лавки вел во двор с колодцем. В лавке стояли стол и табуретка. Продавщицей была женщина с деревянной ногой.
VII
Ночные покупатели и таинственный продавец
Во вторник вечером Клюбен не показывался в «Гостинице Жана», не был он там и в среду вечером.
В этот день, когда начало смеркаться, в переулке Кутанше появилось двое мужчин: они остановились у Жакресарды. Один из них постучался. Дверь лавчонки открылась. Они вошли. Женщина с деревянной ногой одарила их улыбкой, которая предназначалась только для людей почтенных. На столе горела свеча.
Действительно, пришельцы были люди почтенные.
Тот, кто стучал, произнес: «Здравствуйте, хозяйка. Пришел за обещанным».
«Деревянная нога» снова одарила его улыбкой и вышла через черный ход во двор с колодцем. Немного погодя дверь снова приотворилась и пропустила какого-то мужчину. На нем был картуз и блуза; блуза топорщилась, под ней было что-то спрятано. В ее складках застряли соломинки, глаза у человека были заспанные.
Он подошел ближе. Все молча оглядели друг друга. У человека в блузе было тупое и хитрое лицо. Он спросил:
— Вы, значит, оружейник?
Тот, кто постучался в дверь, ответил:
— Да. А вы, значит, Парижанин?
— Именно. По кличке Краснокожий.
— Показывайте.
— Глядите.
Парижанин вытащил из-под блузы редкостное для тех времен в Европе оружие — револьвер.
Револьвер был новый, блестящий. Посетители стали его рассматривать. Тот, кому, видимо, было знакомо это заведение и кого человек в блузе назвал оружейником, взвел курок. Он передал револьвер спутнику, стоявшему спиной к свету, — посетитель этот не походил на местных жителей.
Оружейник спросил:
— Сколько?
Человек в блузе ответил:
— Я привез его из Америки. Есть такие чудаки, которые тащат с собой обезьян, попугаев, всякое зверье, как будто французы — дикари. Ну, а я привез вот эту вещичку. Полезное изобретение.
— Сколько? — повторил оружейник.
— Пистолет с вращающимся барабаном.
— Сколько?
— Паф! Первый выстрел. Паф! Второй. Паф!.. Выстрелы градом. Что скажете? Работает на совесть!
— Сколько?
— Шестизарядный!
— Ну так сколько же?
— Шесть зарядов — шесть луидоров.
— Согласны на пять?
— Никак не возможно. По луидору за пулю. Вот моя цена.
— Хотите покончить с делом, говорите толком.
— Я сказал правильную цену. Поглядите-ка на товар, господин стрелок.
— Поглядел.
— Барабан вертится, как господин Талейран. Можно бы эту вертушку поместить в Справочнике флюгеров. Ох, и хороша машинка!
— Видел.
— А ствол-то — испанской ковки.
— Заметил.
— И сделано из стальных лент. Вот как приготовляют эти ленты: в горны вываливают корзину со всяким железным ломом. Берут любой железный хлам — ржавые гвозди, обломки подков...
— И старые лезвия от кос.
— Только что хотел сказать об этом, господин оружейник. Подложат под эту дрянь жару сколько нужно, и вот — тебе расчудесный стальной сплав...
— Да, но в нем могут оказаться трещины, раковины, неровности.
— Еще бы! Но неровности сгладишь напилком, а от продольных трещин избавишься при сильной ковке. Сплав обрабатывают тяжелым молотом, потом еще разок-другой поддают жару; если сплав перекален, то его подправляют жирной смазкой и снова легонько куют. Ну, а потом вытягивают, навертывают на цилиндр, и из этих-то железных полос, черт его знает как, получаются готовенькие револьверные стволы.
— В таких делах вы, видно, мастер!
— Я на все руки мастер.
— У ствола какой-то голубоватый отлив.
— В этом вся красота, господин оружейник. А получается он при помощи жирной сурьмы.
— Итак, решено, платим пять луидоров.
— Позволю себе заметить, сударь, что я имел честь назначить шесть луидоров.
Оружейник заговорил вполголоса:
— Послушайте, Парижанин. Пользуйтесь случаем. Сбудьте это с рук. Вашему брату такое оружие не к лицу. С ним живо попадетесь.
— Это-то верно, — подтвердил Парижанин, — вещица в глаза бросается. Человеку с положением больше подходит.
— Согласны на пять луидоров?
— Нет, шесть. По одному за заряд.
— Ну, а шесть наполеондоров?
— Сказал — шесть луидоров.
— Выходит, вы не бонапартист, раз предпочитаете Луи Наполеону!
Парижанин, по кличке Краснокожий, ухмыльнулся.
— Наполеон получше. Но Луи — повыгоднее.
— Шесть наполеондоров.
— Шесть луидоров. Для меня это разница в двадцать четыре франка...
— Значит, не столкуемся.
— Что ж, оставлю себе безделушку.
— Ну и оставляйте.
— Спустить цену! Чего захотели! Уж никто не скажет, что я продешевил такую вещь. Ведь это новое изобретение.
— В таком случае прощайте.
— Усовершенствованный пистолет. Индейцы племени чизапиков называют его «Нортей-у-Га».
— Пять луидоров наличными и в золоте.
— «Нортей-у-Га» — значит «короткое ружье». Многие понятия об этом не имеют.
— Ну, согласны на пять луидоров и экю в придачу?
— Уважаемый, я сказал: шесть луидоров.
Человек, стоявший спиной к свету, до сих пор не вмешивался в разговор и на все лады вертел в руках револьвер. Но тут он подошел к оружейнику и шепнул ему на ухо:
—