Я позволил себе не согласиться с моей собеседницей и сказал, что русский народ совершил немало великого, а его огромный вклад в мировую культуру – несомненен.

Глаза Елены сердито блеснули и она живо возразила:

– Если вы вспомнили о деятелях нашей культуры, то и они признавали, что в русском народе крепко сидит сознание раба. Пушкин писал:

К чему стадам дары свободы?

Их должно резать или стричь.

Наследство их из рода в роды

Ярмо с гремушками да бич.

Другой наш поэт, Лермонтов, сказал еще более резко:

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ.

Чернышевский говорил (вы слышали о нем?): «Нация рабов – сверху донизу все рабы».

Чехов признавался (уж о нем-то вы слышали!), что по капле выдавливал из себя раба, – сколь же капель надо выдавить из русского народа, чтобы из него вышло рабство! Русский народ так никогда и не был свободным, за исключением двух коротких периодов: с февраля по октябрь 1917 года и в конце 1980-х годов, на финише горбачевской перестройки. Слишком мало, чтобы воспитать нацию свободных людей! А власть всячески мешает этому и вместо того, чтобы помочь народу избавиться от рабства, поддерживает у нас рабское сознание. Власть не хочет вести с народом диалог о свободе; действия власти представляют собой маневры, в которых череда отступлений сменяется неприкрытым насилием. Впрочем, чему удивляться, если во главе нее стоит человек, вышедший из самой страшной в мире тайной полиции, которая погубила миллионы граждан своей страны! Это enfant terrible (ужасное дитя. – Э.Ф.) коммунистического монстра, жестокого, бесчеловечного и лживого.

* * *

Пораженный столь темпераментным рассказом, я должен был отчасти согласиться с доводами Елены. Прибавьте к этому постоянную надежду русских на государство, которое, невзирая на все его жестокости, веками было защитником народа от смертельных внешних угроз. Впрочем, Елена доказывала мне, что угроза с Запада, например, всегда была для русских правителей отличным прикрытиям их неблаговидных дел. Даже когда этой угрозы в действительности не было, о ней постоянно говорили, на нее ссылались, дабы получить карт-бланш на свою деятельность внутри страны.

– Вы подумайте, во что превратится вся история России, если хоть на минуту предположить, что союз с Западом, вхождение в число западных стран было бы полезнее для русских, чем союз с Востоком, – говорила Елена. – Не случайно, в русском пантеоне святых одно из первых мест по значимости занимает Александр Невский (феодальный правитель, которому ценой верной службы монгольскому хану Батыю удалось получить право управления покоренными монголами русскими землями. – Э.Ф.). Он был, есть и будет для нас образцом правителя, который победил Запад, заключил союз с Востоком и заложил основы «евразийской империи». Всякие попытки объективного анализа деятельности этого князя объявляются «русофобией».

Другой образец – Иван Грозный, о котором мы с вами уже говорили. Ему охотно прощают все его страшные злодеяния и обвиняют в клевете тех, кто пишет о его зверствах. Еще бы, – ведь он истинно русский православный царь! Самое ужасное, что его апологеты сравнивают число людей, убитых этим царем (естественно, сильно преуменьшая цифры), с числом людей, убитых в то же время европейскими монархами, – и гордятся тем, что Иван Грозный будто бы убил всего несколько тысяч человек, а европейские монархи – больше! Такая изуверская логика опять-таки является проявлением рабской психологии, равнодушного и презрительного отношения к человеческой жизни.

– О влиянии Запада, которое нам якобы по большой части лишь вредило, и говорить особенно нечего, – продолжала Елена. – Всего один пример: Россия в семнадцатом веке, до реформ Петра Великого. Вот вам русская православная держава; западное влияние ничтожно, – русская национальная идея существует практически в чистом виде. И что же? Процветающее государство, счастливый народ? Ничего подобного! Жесточайший произвол власти, ужасающее бесправие народа, крепостное рабство, отсталость культуры, торжество религиозных мракобесов! И, как следствие всей этой мерзости, беспрерывные бунты, отличающиеся не меньшей жестокостью, чем властный произвол.

Кстати, единственной отдушиной, через которую в Россию могли проникать прогрессивные веяния, была Украина. Польско-литовское государство, в состав которого до семнадцатого века входила Украина, являлось частью европейского мира, – и Украина, соответственно, тоже. В отличие от России, здесь развивалась высокая культура, существовала передовая общественная мысль. Знаете ли вы, что наш русский Гуттенберг, первопечатник Иван Федоров, изгнанный религиозными мракобесами из России, смог продолжить свою деятельность именно на Украине, в городе Львове? Именно там он создал свои шедевры книгоиздательского дела.

В семнадцатом веке Украина была примером для образованной части русского общества. Русские «западники» («западниками» в России называют тех, кто предпочитает западную культуру азиатской. – Э.Ф.) в это время многое заимствовали с Украины; в их числе, между прочим, были Нарышкины – из этого семейства происходила мать Петра Великого.

– Украинцы – гордый, свободолюбивый народ! – восклицала Елена. – Недаром русские цари долго не решались ввести на Украине крепостное рабство; это произошло только при Екатерине Второй, – украинцы стали, таким образом, последним народом Европы, познавшим крепостничество. Но они никогда не смирились с положением рабов, – какую титаническую борьбу они вели! Великий украинский поэт Тарас Шевченко прекрасно выразил это в своем творчестве.

– Сейчас Украина вновь в авангарде борьбы за свободу, – продолжала Елена. – Я не хочу сказать, что там все идет гладко, – много ошибок, есть недостойные деяния, но я уверена, что это болезни роста, преодолев которые Украина станет европейской страной в лучшем смысле этого понятия. Украинский опыт бесценен для нас – если мы упустим этот шанс, то, возможно, уже никогда не сможем войти в число свободных и развитых стран мира. Однако в России события на Украине используются для нагнетания провластной истерии – в очередной раз власть пугает народ угрозой с Запада, чтобы сохранить свое положение. Это старо, как мир, – использовать патриотические подпорки для укрепления обветшавшей властной пирамиды.

* * *

Здесь надо сделать небольшое отступление. Из разговоров с Еленой и моих собственных наблюдений я вынес следующее мнение о причинах так называемого «патриотизма», а лучше сказать, шовинизма, захлестнувшего Россию в последнее время.

Доктор Самуэль Джонсон считал патриотизм «последним прибежищем негодяев», Амброз Бирс назвал патриотизм «первым прибежищем негодяев»; Лев Толстой, которого, кстати, сильно не любят в путинской России за его произведения, направленные против православной церкви и обличающие фальшь и деспотизм российского государства, писал: «Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых – отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти». В полном соответствии с этим высказыванием Льва Толстого главные защитники путинской России – это правители и их присные, которые панически боятся за свое положение и поэтому пытаются укрепить его призывами к патриотизму.