— Чем же убогое?

— Сначала нас обломали с кальяном — сказали, нет угля. Пришлось пиво пить.

— Тяжело вам, — посочувствовал Турецкий.

— Да… Потом Майклу принесли совершенно остывший кофе. Он попросил его заменить или подогреть хотя бы, но официант к просьбе отнесся холодно, а его коллега довольно громко так сказал: «Да подогрей ты ему в микроволновке так, чтоб он губы обжег себе, сука!» Это как, по-вашему?

— Нехорошо, — безо всяких эмоций сказал Турецкий. — Некультурно. Я вас понимаю, молодые люди. — Он вытащил пачку сигарет и предложил молодым людям.

— Не, мы не курим, — вставил Майкл. — Это вредно.

— Надо же, — удивился Турецкий, щелкая зажигалкой и продолжая рассматривать подростков.

— Потом мы попросили официанта поставить диск, который принесли с собой, — хотя бы за деньги, он согласился часа через полтора. К двум часам ночи менеджер зала, все время косившийся на нас, снял ботинки и улегся спать — по соседству, на диванчике, сказал, что всегда там спит. К пяти утра мы решили, что нам пора, попросили счет, я пошел к барной стойке, чтобы забрать диск. За стойкой никого не оказалось, и я стал разглядывать музыкальный центр, пытаясь понять, как вынуть его из центра. Тут — вопль: «Не трогать!» Из-за двери (видимо, вход на кухню) на меня обрушились потоки нецензурной брани: девушка, по виду похожая на повариху, предлагала вступить мне в половые сношения с мамой, папой, причем в извращенной форме. Я сначала не поверил, что она говорит это мне, и переспросил. Она подтвердила. Я разбудил спящего менеджера и попросил у него книгу жалоб. Мы с ним отправились в соседний зал искать книгу жалоб, но не нашли, а когда вернулись, то увидели, что девушка с кухни и трое моих друзей кидаются друг в друга пирожными и блюдцами, и она при этом не перестает ругаться. Менеджер сразу убежал на улицу. А мы, подавив сопротивление поварихи и забрав свой диск, заведение покинули. Но на улице нас уже ждал менеджер с четырьмя охранниками из соседнего ресторана. Эти уроды предложили нам оплатить пострадавшие во время конфликта с поварихой пирожные. В ответ на это предложение Майкл сказал, что мы уходим, а на повторное требование выдал следующее: «Если хочешь нам что-то сказать или набить рожу, то догоняй нас — видишь, мы уходим». Менеджер решил, что он нам говорить ничего больше не хочет, и мы ушли. Все.

— Точно все? — проникновенно спросил Турецкий.

Очевидно, все-таки вид у «хорошего полицейского» был не слишком дружественный, потому что Алекс невольно подался назад.

— Я бы перекрестился, но не знаю, как это делается…

— А на кой черт мне все это надо?! — ласково спросил Турецкий.

Алекс с Майклом переглянулись и посмотрели сперва на Пушкина, потом на Турецкого, как бы говоря: а мы-то тут при чем?! Пушкин все объяснил одной фразой:

— Менеджер — это Димон.

— Та-ак, — задумчиво произнес Турецкий. Алексу в его голосе послышалась угроза, и он невольно вжал голову в плечи.

— Свободны, пацаны, — сказал Пушкин. — Вам зачтется.

Приятелей как ветром сдуло.

— Он в отпуск ушел, — сказал Пушкин. — За свой счет. Причем вчера. Кто-то предупредил, наверно. И дома не появлялся — на съемной то есть квартире. Своего угла у него нет. Женщины постоянной — тоже. Спрятался где-то. Город большой, злачных заведений много.

Турецкий кивнул: он ждал чего-то подобного.

— Значит, фотограф и менеджер кафе «Террариум»… Что же его связывает с моим клиентом? Только покер?

— Это не моя проблема, верно? — напомнил Пушкин. — Я всего лишь должен его найти. Пока известно немного. Курит сигареты «Собрание», пользуется серебряной зажигалкой «зиппо».

— Всего лишь… Так ищи!

Они расстались, и Турецкий подумал, что ситуация вышла из-под контроля. Или, точнее, взяла его самого под свой контроль. Чем он занимается? Ищет какого-то игрока Димона, который, возможно, знает игрока Веснина; причем ищет для того, чтобы отдать его на растерзание игроку Агафонову. Ну не бред ли?!

Возникло острое желание вернуться в гостиницу, залечь в прохладную ванну и выпить полбутылки виски. А может, и целую.

…Когда Турецкий вернулся в гостиницу, в номере его ждал сюрприз. Во-первых, входная дверь была открыта, во-вторых, внутри были непрошеные гости. Двое крупных мужчин расположились в креслах и равнодушно смотрели телевизор, причем без звука.

Турецкий, однако, и бровью не повел. В сущности, он уже давно ждал чего-то подобного и был удивлен только тем, что его не потревожили раньше. Он спокойно кивнул пришельцам и прошел к бару. Забил почти полный стакан льда, налил немного виски, поболтал и выцедил с наслаждением. Поставил стакан на бар и «вдруг» заметил рядом упакованный ящичек с сигарами. Турецкий изобразил приятное удивление. Собственно, он уже так последнее время привык врать и изображать кого-то другого, что это вышло легко и естественно.

— Это вы доставили? Теперь уже удивились пришельцы, а Турецкий

времени не терял — коробку распаковал, осмотрел ящичек, прочитал дарственную надпись, сделанную себе любимому, хмыкнул, пробормотал: «Что ж, приятно, приятно, не забывают, черти». Открыл, достал одну сигару, вторую, понюхал. Остался доволен. Повернулся к непрошеным гостям.

— Сигару хотите? — спросил он, поднося ящичек им по очереди. — Похоже, настоящий «Панч».

Мужики переглянулись. Нечасто, видимо, они слышали такое предложение.

— Я не против, — отозвался первый, которого Турецкий сразу назвал про себя Братан: не в силу каких-то социальных факторов, а потому что тот был лыс, только не обрит, как Турецкий, а вполне естественным образом; но в любом случае Александр Борисович почувствовал к нему симпатию.

Братан взял сигару. Второй сделал то же самое, не сказав ни слова, даже не поблагодарив. Однако то, что на крышке роскошного ящичка была здоровенная серебряная пластина с дарственной владельцу, произвело на незваных гостей определенное впечатление, они переглянулись, и Братан даже посмотрел себе под ноги, будто пришел с улицы, где идет проливной дождь, а он, растяпа такая, страшно наследил.

— Малоприятная у вас, наверно, вышла прогулка в такую жарищу, — заметил второй мужик, откусывая кончик сигары и выплевывая его себе в ладонь.

«По крайней мере, не на пол», усмехнулся про себя Турецкий.

Неплохое правило, пригодное как для повседневной жизни, так и для работы под прикрытием, — отвечать так, чтобы в ответах этих содержался максимум правды, которую можно огласить без риска для себя. Турецкий сказал:

— За кого вы меня принимаете? Если бы это зависело от меня, я бы даже не вышел на улицу. Но мне сегодня пришлось навестить тяжелобольного друга. За городом. Заодно и искупался.

— Полегчало, поди? — заинтересовался Братан. — Завидую вам. Я вот давно не выбирался.

— Полегчало, — охотно покивал Турецкий и предложил зажигалку.