сделать вид, что ее вообще не было в моей жизни?

Я вообще решил завязать с женщинами на время, и еще вести дела с русскими. Но планы планами, а жизнь подсовывает по кустам рояли.

Позвонил Яр и попросил прощения. Объяснил даже, что был не в себе, и предложил поздравить его, как будущего отца. Я даже отказать не смог, насколько удивился. И принял Платона Распутина в своем офисе, выслушал его идеи и согласился на его предложение.

Появился повод сплавить Ингрид, чтобы она больше не ходила мимо меня и не смотрела своими оленьими глазами.

Я ей все сказал.

Тем более она явно спала с кем-то еще. Это было понятно по внешнему виду в Москве, когда она вернулась в отель. Мне стало противно, потому что я ощутил запах спермы. В итоге даже попросил другой номер и долго обдумывал ситуацию с Настей. Теперь я не обдумываю, теперь я уверен, что мы останемся по разные стороны Финского залива.

Но вдруг я узнаю, что она будет рядом, совсем близко. На машине можно доехать. И я борюсь с собой ровно три дня, прекрасно понимаю, что если не рвану туда, то больше ее не увижу, не решусь на подвиг, не приму ее такой, какая она есть с ее инфантильными замашками.

Так что я все бросаю и срываюсь на курорт, где проходят юниорские соревнования по фигурному катанию. Что удивительно, Настя выступает в роли тренера. Ее саму бы учить и учить, какой из нее тренер, но иногда приятно ошибиться. Потому что Настя не давала спуску своей подопечной.

Я сел на самый край трибун и любовался тем, как выглядела Настя на льду. Волосы в ее любимой косе, что била по обятнутой черным костюмом заднице при каждом повороте, а взгляд…

Строгий, вызывающий.

И ведь работает. Березовская стала первой на этом этапе, и знаю, чья это заслуга. Даже хотел Насте сказать, как горжусь ею, но она из номера почти не выходила. Но мне повезло, Эля, судя по всему, на моей стороне не без помощи Миры, которая осталась в России.

И вот Настя уже на льду, вот она все ближе, мило хмурится, а в следующий миг врезается в меня.

Солнце оставило след на ее волосах, а мороз на щеках. И если она была Снегурочкой, то я бы не дал ей растаять. Девчонка уехала, оставляя нас по сути наедине, и не важно сколько народу вокруг.

– Привет, Ник.

– Привет. Настя, – это имя я не произносил вслух почти три месяца, а сейчас мне кажется, что нет звука мягче и приятнее. Я плыву, я сдаюсь и готов забрать ее себе со всеми инфантильными замашками. Готов на все, только чтобы увидеть ее на себе, идеальную, красивую, голодную до секса. – Не знал, что ты катаешься.

– Каталась, но разве можно сравниться с мамой.

– А зачем тебе с ней сравниваться?

– Потому что у каждого человека должен быть кумир.

– Кто это сказал? Каждый человек должен сам для себя стать кумиром и равняться только на свои возможности и желания, – она только заметила, что я все еще сжимаю ее плечи. – Вот ты сейчас чего хочешь?

Она кусает губу, а я уже представляю, как буду помогать ей в этом, как буду целовать прохладную кожу, как буду расплетать косу. Что я творю…

– Прямо сейчас я хочу покататься, – выдыхает она немного пара мне в лицо и высвобождается, шустро отъезжает. Но вряд ли она сможет быть быстрее меня. Я догоняю ее через несколько секунд и несильным ударом, вбиваю в бортик, ставлю руки по обе стороны от ее тела. Совершенного тела. Почему я так четко помню его изгибы, его вкус.

Почему ее искусанные губы все еще не на моем члене.

– А если честно?

– Ник, – она словно в отчаяние. – Ты так смотришь, блин.

– Как?

– Словно не было ничего. Словно можно легко стереть то, что было, как стирает заливочная машина разводы от коньков на льду. Но ведь так не получится. Некоторые порезы слишком глубоки, а перезаливать новый лед слишком долго.

Я прекрасно ее понимаю, даже где-то согласен, но оторвать взгляд не в силах, не могу перестать удерживать ее, не могу перестать ее хотеть.

– Ник? Ты меня слышал?

– У тебя кто-то есть?

– Ну причем здесь это.

– Ответь.

– Нет, никого. Но и с тобой я не буду. Не смогу просто.

– Ладно.

Чушь, я вряд ли откажусь от нее. В очередной раз пренебречь своими принципами, ради одной юной девчонки.

– Ладно?

– Мы же можем просто пообщаться. Для этого необязательно ведь ложиться в постель и вернуть то, что уже сломано? Верно?

Она настроена скептически, она даже глаза щурит, но кивает.

– Верно, наверное… Тогда может и не будем о прошлом. Просто проведем этот день как добрые приятели.

– Приятели, – пробую я это русское слово на вкус. Оно мне не нравится, но ради спокойствия Насти я готов согласиться. – Пусть будет так.

– Покатаемся? – неловко улыбается она, и я улыбаюсь в ответ. В этой игре в приятелей есть что-то притягательное. Особенно если ждать, когда Настя сама сорвется, когда сама сможет понять, что между нами могут быть только одни отношения. Официально матримониальные.

– Покатаемся.

Она отлично прыгает, высоко поднимает ногу, сводя меня с ума очередным шпагатом. Мне только и остается, что любоваться ею и думать о шпагатах в спальне.

После катка мы садимся на подъемник и едем снова кататься. На этот раз любуясь красотой гор и лихих спусков лыжников, и сноубордистов.

– Ну то что ты играл в хоккей я знаю, а лыжами увлекался или сноубордом?

– В свое время и тем, и другим. Я всегда любил рисковать жизнью, наверное, не думал, что начну ее ценить.

Настя на это молчит и снова переводит тему.

– Меня лыжи всегда привлекали, но по пересеченной местности, насчет гор я трусиха, мне коньков хватало. Хотя вот на водных лыжах я бы покаталась.

– Не пробовала?

– Нет. Родственники не особо любят путешествовать, а с Платоном до последнего времени мы не особо общались.

– Можем завтра махнуть в Калифорнию и покатаешься.

– Ну конечно, придумал тоже. И в качестве кого я поеду?

– Приятельницы же, – усмехаюсь я и уже вижу, что ей самой не очень нравится это слово. Настолько, что до самого конца поездки она молчит и успокаивается только в ресторане, в котором мы сели перекусить.

– Как ты вообще решила тренировать?

– Это был хитроумный план мамы. Забеременеть, чтобы мне пришлось ее заменить.

– Ловко. Она, наверное, сильно ради этого