– Слушай, скоро у Каппы будет Бал. И я хотела попросить моего другого фальшивого парня пойти со мной…

Конор весело поднимает бровь.

– Он учится в другом месте, ты его не знаешь. Но потом я подумала, что раз ты уже познакомился с моей матерью и мы вместе спаслись из горящего дома, то, может быть, ты пойдешь со мной?

– Это одна из тех вечеринок, где ты таскаешь меня по залу, вызывая зависть у других девушек и, по сути, обращаешься со мной, как с членом на ножках?

– Да.

– Тогда я согласен.

Я рискую расплыться в легкомысленной улыбке. Конор так все упрощает – неудивительно, что мне с ним так комфортно. С ним все легко.

Я смотрю, как он сует последний кусок чизбургера себе в рот, счастливо жуя, и мое хорошее настроение слегка портится.

Как комфортно бы я себя ни чувствовала, шепот сомнений и страхов никогда не замолкает. Это как белый шум, гул в моей голове, звучащий, когда я засыпаю, постоянный сигнал, предупреждающий, что, возможно, мы на самом деле совсем друг друга не знаем. И что в любой момент эта детально проработанная фантазия, которую мы создали, может окончательно и бесповоротно рухнуть.

У Конора художественные способности, как у песчанки.

Я узнаю этот пугающий факт, когда он приходит в среду после своего занятия по экономике и находит меня уже в пижаме и по локти в картоне. Дети на уроках миссис Гарднер на этой неделе мастерят бумажные джунгли, и мне надо сегодня вырезать для них около двух сотен бумажных цветов, птиц и других живых существ. Когда Конор предложил помочь, я предположила, что у него есть хотя бы навыки рисования на уровне пятого класса и базовые умения по обращению с ножницами. И просчиталась.

– Что это вообще такое? – спрашиваю я, сдерживая смех. На заднем фоне идут мультфильмы, пока мы сидим на ковре в гостиной. Что мне нравится в работе в начальной школе, так это, среди прочего, то, что она не дает тебе воспринимать себя слишком серьезно.

– Лягушка. – Он любуется своим генетическим уродцем, умилительно гордый этим гротескным существом, которое, будь оно живым, захрипело бы в агонии, а потом бросилось бы под машину.

– Она выглядит, как какашка с бородавками.

– Мать твою, Марш. – С искренне оскорбленным видом он накрывает те места, где у лягушки были бы уши. – Из-за тебя у нее будут комплексы.

– Ее бы прикончить из милосердия, Эдвардс. – У меня вырывается хихиканье, и мне становится немного жалко Конора – подумать только, такая преданность этому убогому созданию!

– В свободное время ты тоже травишь всех крольчат, не соответствующих стандартам красоты?

– Вот. – Я даю ему несколько листов цветной бумаги, где я уже нарисовала цветы. – Просто вырежи их.

Он надувает губы.

– Ты будешь самым противным учителем.

– Пожалуйста, постарайся резать ровно по линиям.

Недовольно проворчав «Плевать» себе под нос, Конор возвращается к безрадостному заданию по вырезанию цветов.

Я не могу не бросать исподтишка на него взгляды, любуясь очаровательно-сосредоточенным выражением, застывшим на его лице.

Как это может быть реальностью? Эти сто восемьдесят восемь сантиметров мышц и мужчина, лежащий на моем полу. Конор постоянно сдувает волосы со лба, пока работает.

Иногда я забываю, какой он привлекательный. Наверное, я привыкла к тому, что он постоянно рядом и стала воспринимать как должное мягкую форму его губ, мужественный изгиб плеч. То, как его кожа касается моей, когда мы не хотим друг друга касаться, заставляет меня нервничать. Как и то, что я чувствую, когда он лежит на мне сверху.

Когда я представляю его внутри себя.

Спустя несколько минут я проверяю его успехи и обнаруживаю, что он потратил все время на то, чтобы вырезать в качестве протеста члены и аккуратно разложить их на полу моей гостиной. Когда он замечает, что я все увидела, он скрещивает руки на груди и гордо улыбается.

– И что же ты скажешь в свое оправдание?

– Это цветы, – говорит он дерзким тоном, и воображение тут же рисует мне более молодую версию Конора, закатывающего глаза от нотаций учителей в старшей школе и показывающего им за спиной средний палец.

– У них яйца! – выпаливаю я.

– И? У цветов есть яйца. Они называются пыльники. Погугли. – Он усмехается, полный нахальства и озорства.

Несправедливо, что он, пытаясь действовать мне на нервы, все равно остается таким очаровательным. Если бы мы встретились в старшей школе, могу только представить, во что бы он меня втянул. Сейчас мы бы уже скрывались от правосудия.

– А если бы один из твоих членов попал в стопку цветов и завтра мне пришлось объяснять учительнице, почему у нее по всему кабинету шестилетки клеят пенисы? – С раздраженным вздохом я собираю члены и бросаю их в мусор.

– Я думал, ты используешь слово «джунгли» как эвфемизм, – неубедительно отвечает Конор, довольный собой. – Знаешь, как пестики и тычинки.

– Это же первоклашки.

– Когда я был в первом классе, мы с Каем один раз спрятались в шкафчике под раковиной на его кухне, чтобы подглядеть, как друзья его брата смотрят диски с «Девчонки обезумели» [15].

– Это очень многое объясняет. – Когда я направляюсь к холодильнику за газировкой, он подходит ко мне сзади и обхватывает за талию, прижимаясь своим телом к моему. Он твердый, и от этого осознания под моей кожей начинает пульсировать ток.

– Вообще-то, – бормочет он мне в шею, – я как раз надеялся, что мы устроим перерыв, чтобы я мог тебя раздеть.

Его ладони путешествуют вверх по моим ребрам, пока губы спускаются поцелуями от уха вниз по плечу, к сползшему рукаву моей короткой оверсайз-футболки. Когда эти твердые руки накрывают и сжимают мои груди, я не могу сдержаться и выгибаю спину.

Со стоном он поворачивает меня к себе и прижимает спиной к холодильнику. Его губы приглушают мой удивленный возглас, а язык проникает в рот.

Его поведение сегодня изменилось. Сегодня он такой ненасытный! Я тянусь к его футболке, но Конор ловит мои руки и поднимает их над моей головой. Придерживая мои запястья одной ладонью, другой он развязывает узел на моих пижамных шортах и дает им соскользнуть вниз. Продолжая меня целовать, он проскальзывает пальцами между моих бедер, под трусы. Нержавеющая сталь холодильника холодит мне спину, пока он нежно гладит мою щель, дразнясь без проникновения.

Я задерживаю дыхание, отстраняясь от его губ, когда он проскальзывает внутрь меня сначала одним, а затем вторым пальцем. Мои колени подгибаются от прекрасного ощущения наполненности и большого пальца Конора, трущего мой клитор.