Такого прохода рабочей смены я не видел больше нигде! Дауны, слепые с тросточками, карлики, люди на костылях, хромающие на обе ноги полиомиелитчики … И на их труде, на несчастье людском, наживалась эта краснорожая сволочь в пыжиковой шапке!

Я вошел и в административный корпус, посмотреть, как прорываться.

- Вам чего? – спросил меня охранник.

- Родственник попросил встретить.

Я походил у вертушки, постоял минут 10, понаблюдал за работой охранника. Он читал газету.

- Наверное, он уже прошел, - бросил я ему и вышел.

Наконец я вынес план операции на обсуждение всей группы. Саня Гажев, он же – Акбар Газиев, сразу заявил, что участвовать в захвате не будет, потому что боится, что он волнения он впадет в состояние «ручника» и все завалит. Рыбачук был за. Георгий Моторов, который уже фактически отошел от дел организации в связи с сильной влюбленностью, заявил, что участвовать в акции не будет, но, если нас задержат, оповестит об этом международные левые организации и редакции западных газет. Леша Бер горячо поддержал план. В итоге мы решили, что в кабинет мы ворвемся вчетвером, а Гажев будет следить за акцией со стороны. На собрании присутствовал еще один человек, совсем еще подросток, 15 летний Андрей Кузьмин. Это было первое собрание РПЯ, на которое его пригласили. Он сидел с изумленным лицом и, наверное, думал: «Куда меня занесло!»

С Андреем мы познакомились на заседании исторического кружка в одной из школ на Лермонтовском проспекте, на заседание меня и Янека пригласил активист Партии трудящихся, он работал в этой школе учителем истории.

- Вы вошли в класс, в арабских платках… сразу было видно, что вы не обыватели, от вас веяло революцией, - вспоминал потом Андрей.

На заседании я и Янек представили троцкистское видение истории революции, Гражданской войны и истории Советского Союза, правда, в отличие от троцкистов мы уже не считали, что СССР – обюрокраченное рабочее государство, мы пришли к мысли, что в конце 20-х годов в СССР утвердился государственный капитализм. Андрей задавал умные для своего возраста вопросы, на прощание мы обменялись телефонами. После этого я несколько раз пересекался с Андреем в метро и давал ему на чтение наши брошюры.

Учитель Андрея, тот самый активист ПТ, предупреждал его, что нами общаться опасно, потому что мы экстремисты. Я не понимал только, зачем он вообще пригласил нас на заседание своего кружка.

Захват директора «Картонажника» назначили на конец декабря. За оставшееся время я сводил на место будущего действия всех участников акции. Рыбачук заявил, что вырубит охранника ударом кулака, он занимался боксом, но я попросил этого не делать – лишняя статья.

За несколько дней до акции я стал плохо спать, крутился час-два, прежде чем погрузиться в сон, думал, все ли я предусмотрел, не подведет ли кто, не испугаюсь ли я сам, что будет потом… Арестуют ли, посадят?.. Потом я вспоминал ковыляющих «картонажников». Здоровые мужики с Кировского завода или Металлического могли защитить себя сами. Обязаны были защищаться! И не только защищаться, но и наступать на врага - на бюрократию. Но они предпочли превратиться в быдло, трусость и лень помешали им доказать, что они - люди. Но «картонажники» не могли защитить себя сами. Больные, несчастные, они работали за гроши, чтобы выжить в мире, который их отверг изначально, с самого рождения, а, может, и раньше. Их унижали, зная, что они ответить не в состоянии. Их, убогих, обворовывали начальники, чтобы выстроить себе дачи, купить машины и бриллианты своим самкам. Да, я готов был связать директора «Картонажника», засунуть кляп ему в пасть, ударить ему разок другой между ног, бить, пока он, гад, не обмочиться. Я бы и убил его, если бы его жизнь ценилась чуть подороже. И кто осудит меня за это? Я помню, как это свиное рыло проезжало в «Волге» мимо меня. Я бросал взгляд на юного Янека – наверное, он чувствовал то же, что я.

Внезапно приехал Пьер. За три дня до акции. Словно, черт его принес! Он попал как раз на собрание, на котором мы обсуждали детали захвата. Пьер пришел в замешательство, а потом у него началась истерика.

- Вы, вы… ты, ты… разве этому мы тебя учили в Париже?! Разве для этого мы тебя приглашали? Чтобы ты брал в заложники людей?! Это… это не марксистский метод!! Это… это давно доказано Плехановым, Лениным, Троцким! Это я тебе объяснял в Париже! – кричал он мне.

Собрание проходило на квартире моей мамы, она сидела на кухне, и я боялся, что Пьер своими криками перепугает ее.

- Скажи, как иначе защитить людей, инвалидов? Как привлечь внимание к их проблемам? – спросил я.

- Тебе хочешь стать Робин Гудом? Ты что - Рэмбо рабочего класса?! – Пьер не слушал меня. – Ты позер, ты всегда был таким. Ты так и не стал марксистом… бунтарь!

- Еще раз тебя спрашиваю: что делать? Как помочь инвалидам?

Ребята сидели с мрачными лицами. Они молчали. Янек попытался что-то сказать, но от волнения не смог, он был заикой.

- Наш метод, метод Lutte Ouvriere, быть всегда вместе с рабочим классом и смотреть на мир глазами рабочего класса…

- Я тебе задал конкретный вопрос….

- Не перебивай меня!!!

- А ты не кричи.

- Нужно призвать рабочих других заводов к забастовкам солидарности.

- Но ты же прекрасно понимаешь, что этот призыв повиснет в безвоздушном пространстве!

Неожиданно Пьера поддержал Саня Гажев, он что-то промямлил о ленинской работе против эсеров «О революционном авантюризме».

- Вот! Твои товарищи это понимают! – Пьер тут же ухватился за невнятное выступление Гажева. – А ты, ты! Ты толкаешь их на авантюры!

- И все же: как помочь инвалидам?

- Мы сейчас им помочь не можем, надо иметь мужество признать это, - заключил Пьер. – Мы должны завязать связи с рабочими крупных заводов, и если мы это сделаем, в следующий раз наш призыв к забастовкам солидарности найдет отклик.

- Некоторые инвалиды до следующего раза не доживут…

В словах Пьера было много марксизма, но мало правды.

И тут по мне нанес удар Рыбачук, он тоже вспомнил, о чем писали Плеханов, Ленин…

Засомневался Бер, ведь он считал себя марксистом и не хотел, чтобы его считали эсером.

- И что вы предлагаете?

- Давайте выпустим бюллетень на «Картонажнике», объясним рабочим, что им нужно бороться за свои интересы… - предложил Пьер. Рыбачук и Гажев в знак согласия закивали головами.

И тут уже взорвался я:

- Кто будет читать ваш бюллетень?! Кто?! Слепые?! Дауны?! Или вы надеетесь на карликов?! Что вы несете?!

Я понял, что ребята прикрывают марксизмом свое нежелание сделать решительный шаг, который поставит нас вне закона.

Пьер предложил вынести вопрос на голосование: акция или бюллетень? Я понимал, что я проиграю. Голосовали все, кроме Андрея, он был еще кандидатом в активисты РПЯ.