Каллистон спустился по рампе первым. Едва он сошел с нее, под подошвами захрустело. Он посмотрел под ноги. Земля Просперо блестела: она была усыпана слоем битого стекла, глубоким и рыхлым, как свежевыпавший снег.

Когда-то здесь повсюду было стекло. Пирамиды, библиотеки, галереи. Теперь все обратилось в прах.

— Прочесать местность, — приказал Каллистон по воксу. — Держите оружие наготове. Точка сбора — Алеф.

Оставшиеся космодесантники медленно двинулись в разные стороны от места высадки. Два воина, пилотировавшие модуль во время полета, остались охранять его, расположившись у конца рампы под прикрытием хвостовой части фюзеляжа. Остальные семеро опустили болтеры и, стараясь двигаться как можно тише, зашагали по сверкающей стеклянной пыли. Они выстроились полукругом, и каждый брат направился к одному из зданий, видневшихся впереди. Воины держались примерно в сотне метров друг от друга, растянувшись в широкую цепь. Они принялись методично прочесывать лежащие перед ними пустынные улицы.

Каллистон движением век щелкнул по руне, переключая линзы в режим ночного видения. Воздух вокруг наполнился мерцанием разноцветных контуров. Там не было ни рун целеуказания, ни данных о жизненных показателях, ни предупреждений о приближении. Одни пустые остовы разрушенных зданий маячили перед ним в горячем мареве.

Никто не болтал по системе связи. Боевые братья шли вперед в почтительном молчании. Они ступали по останкам своего родного мира. Каллистон чуть приподнял голову, разглядывая выступивший из темноты высокий металлический стержень. Он был более сотни метров в высоту, но тонкий, будто обгоревший древесный ствол. Когда-то он поддерживал более высокое строение, а теперь покачивался в одиночестве, один из немногих уцелевших в огненных бурях, бушевавших в Тизке.

Город Света. Родина нашего народа.

— Вы что-нибудь нашли, брат-капитан? — донесся голос Арвиды по закрытому каналу связи.

Арвида шел чуть впереди и немного в стороне от остальных. Во время другой операции Каллистон, возможно, сделал бы ему замечание.

— Ответ отрицательный, — ответил капитан, стараясь лишить свой голос любых эмоций. Даже на расстоянии в сотню метров он чувствовал скептицизм Арвиды. Здесь, на Просперо, способность Каллистона к чтению мыслей вновь достигла своего пика, и настроение каждого воина отряда было для него очевидно.

— Здесь, наверное, уже ничего не осталось, — сказал Арвида.

— Возможно.

— И сколько мы будем искать?

— Это решу я. Побереги силы для охоты, брат.

Каллистон отключил связь.

Отряд двигался дальше, углубляясь в разрушенный город. Темнота цеплялась за подножия рухнувших стен, просачивалась под притолоками обожженных плазменными зарядами дверных проемов, ведущих в никуда.

Каллистон почувствовал, как под его башмаком что-то хрустнуло, и посмотрел вниз. Там лежала грудная клетка, раздавленная его тяжелым сапогом — хрупкая и черная, как уголь. Она была слишком маленькой, чтобы принадлежать взрослому…

Он оглядел улицу. Впереди она была усеяна костями, судя по размеру, человеческими.

На дисплее его шлема что-то мелькнуло. Каллистон мгновенно насторожился, хотя сигнал, руна опасности на самой границе дальности детектора в его доспехах, исчез так же быстро, как появился.

— Капитан, — позвал по воксу Фарет, один из воинов его подразделения. — Думаю, вы захотите взглянуть на это.

Каллистон щелчком подтвердил свое согласие. Руна опасности на его дисплее больше не появлялась. Возможно, ошибка прибора или какая-нибудь неисправность авгуров дальнего действия, встроенных в доспех.

И то и другое было маловероятно. Каллистон снял болтер с предохранителя и двинулся в сторону отметки, обозначавшей Фарета, по-прежнему оставаясь наготове. Он прекрасно сознавал опасность, равно как и возможности.

На Просперо был еще кто-то живой.

— И что же ты почувствовал, увидев уничтожение родного мира?

Вопрос меня удивляет. Какая разница, что я вообще чувствую? Если бы этот допрос вел один из тех, кто захватил планету, я мог бы ожидать расспросов о местонахождении остатков моего легиона, о силах уцелевших — о том, что, по крайней мере, имеет отношение к военному делу.

Но этот допрос какой-то странный. У меня такое ощущение, что я здесь не ради информации, которую способен дать. Нет, этому невидимому дознавателю нужно нечто другое.

— Неудобство, — отвечаю я. — Но не более того. Мы примерно представляли то, что увидим. Мой сержант-провидец предупредил нас о том, что произошло, в самых общих чертах.

Упомянув Арвиду, я гадаю, жив ли он. Быть может, его тоже допрашивают сейчас в такой же комнате, или он лежит мертвый в стеклянной пыли города.

— Неудобство?

Кажется, это слово раздражает дознавателя — его дыхание становится неровным.

— Вы были слабаками, — говорит он грубо и обвиняюще. — Вы вернулись сюда, как гнусные трофейщики, чтобы подбирать жалкие крохи того, что сами позволили уничтожить. Будь это мой мир, я ни за что не покинул бы его и убил бы любого, кто посмел приблизиться к нему. И пропади пропадом все приказы моего примарха! Вы оказались слабыми, капитан Каллистон. Слабыми!

Он подчеркивает это слово, будто плюется им. Я чувствую, как его тело придвигается ближе. Теперь силуэт вырисовывается во тьме, у самого стула. Мое лицо обдает дыхание, жаркое и едкое, как у собаки.

— Если бы мы знали… — начинаю я, пытаясь оправдываться. Не понимаю, почему я чувствую настоятельную потребность сделать это. Не имеет значения, что этот дознаватель думает обо мне, поскольку моя совесть чиста.

— Если бы вы знали! — ревет он, прерывая мои робкие попытки и обдавая лицо брызгами слюны. На мгновение мне кажется, что он впал в ярость, но потом я понимаю, что дознаватель смеется. — Только послушай, что ты несешь, легионер Тысячи Сынов! Вы всегда были такими самодовольными, расхаживая по мирам, завоеванным доблестью других легионов, и упиваясь своим высшим пониманием того, что мы нашли для вас. Грязная военная работа была не для вас. О нет! За вас ее всегда делали другие воины, рисковавшие жизнью в сражениях, чтобы вы могли часами просиживать в своих библиотеках. Вы хоть догадывались, как мы вас презирали?

— Мы прекрасно знали об этом, — говорю я.

Это правда — мы действительно знали, насколько наши братья не доверяют нам, и поэтому изо всех сил старались их не провоцировать. Он не прав, говоря, что мы похвалялись своим высшим знанием. Напротив, мы скрывали его и пытались демонстрировать как можно реже. Выходит, и инстинктивное поведение можно истолковать превратно.

— Знали?! Вы могли бы сражаться как воины, а не заниматься колдовством. У вас был выбор. Я не понимаю!

Был ли у нас выбор? Просперо являлся миром, пропитанным психическими возможностями Великого Океана. К добру или нет, но это коснулось всех. Я не думаю, что мы могли отказаться от возможностей, которые это открывало, даже зная, что другим легионам сие не по вкусу.