Старуха одарила его взглядом, от которого скисло бы парное молоко. — Я ее знаю. Она ни за что не вышла бы за вас.

— Тут вы ошибаетесь.

— Что вы сделали с ней?

— Совершенно ничего. Ну а теперь у меня слишком много дел, чтобы стоять тут и спорить с вами.

Берк быстро вышел, оставив негодующую Доркас смотреть ему вслед. Он хотел поговорить с Джорди.

Граф нашел его в конюшне. Джорди оценивающе поглядел на него и почтительно притронулся к пряди волос, спадающей на лоб:

— Милорд.

— Я не причинил ей зла, Джорди, — без обиняков начал Берк. — Вам она небезразлична, я знаю, и хотел, чтобы вы все услышали от меня. Ариель стала моей женой. Она заболела, но теперь выздоравливает. Все в порядке. Я сделаю все, что в моих силах, только бы она была со мной счастлива.

Джорди кивнул и сказал Джошуа:

— Расскажи его милости.

— Что именно?

— Этот французский щеголь, Этьен Дюпон, что-то здесь вынюхивал.

— Незаконный сын Кохрейна?

— Да, этот самый, негодяй чертов, — выпалил Джорди. — Конечно, ничего не узнал, но мне все это показалось здорово странным, так что я проследил, куда он направится.

— И куда же?

— В Лесли-фарм, к Эвану Годдису, сводному брату ее милости. Я, э-э-э, пошарил вокруг дома и приложил ухо к окну библиотеки. Вы не поверите, но Дюпон замышлял похитить ее милость и вынудить выйти за него замуж. Он был в бешенстве и болтал как помешанный, пока Годдис не велел ему заткнуться. Но он все-таки выложил, что вы поспели раньше и что мы с Доркас здесь. А Годдис обозлился и сказал, что он все провалил и теперь может убираться на все четыре стороны, и что такого болвана свет не видел. Мол, он упустил свой шанс, и Годдис больше не будет ему помогать.

Берн вспомнил, где именно ждал карету Ариель. Очевидно. Дюпон строил те же планы, просто Берк успел первым. Какая ирония судьбы! Забавная и одновременно пугающая ситуация.

— Господи, — вздохнул Берк, рассеянно приглаживая волосы, — вся эта история имеет больше поворотов и извилин, чем проклятый Ричмондский лабиринт.

— Я велел парням быть начеку, милорд, — объявил Джошуа с подобием кривой ухмылки. — Теперь, когда вы и ее милость здесь, нельзя рисковать.

— По-вашему, Дюпон явится, даже зная, что она замужем? Мне это кажется невероятным.

Джорди перевел взгляд с Джошуа на графа, не совсем уверенный, что предпринять. Проклятье, он должен защитить девочку!

— Уж больно он хотел ее, — выговорил он наконец. — Больно хотел.

Берк выжидающе смотрел на слугу.

— Да, милорд. Он, э-э-э, жил в Рендел-холле перед смертью отца и… не знаю точно, что старик заставил ее сделать, но… словом, как ее милость вышвырнула Дюпона сразу же после того, как старый Кохрейн отправился в ад, ну а он раскрыл свою грязную пасть и начал говорить всякие пакости, и..

— Понимаю, — пробормотал Берк, бледнея от ярости, и глубоко вздохнул:

— Спасибо за то, что доверился мне, Джорди. Можешь быть уверен, я защищу ее.

— Ну… а тут кое-что еще, милорд. Ее сводный брат, Годдис, он продал ее Кохрейну. Пятнадцать тысяч фунтов. Когда она убежала к нему и попросила помощи, Годдис снова продал ее. На этот раз за пять тысяч. Он плохой человек, милорд. Думаю, именно он подбил Дюпона похитить ее — хотел получить побольше денег.

— Но у Ариель ничего нет. Поверенный и управляющий украли все.

— Но Годдис и Дюпон об этом, скорее всего, не знали.

— Ну что ж, к этому времени им, вероятно, уже все стало известно. Вряд ли они что-нибудь предпримут, это им ничего не даст.

Джорди покачал головой. Он и Джошуа долго молча смотрели вслед графу, энергично шагавшему к дому с задумчиво склоненной головой.

— Может, ты был прав, Джошуа. Он хороший человек.

— Лучше не бывает, — заверил Джошуа. — Теперь, когда она принадлежит ему, он все сделает, чтобы ее защитить.

— Но упрям он как сам черт, уж это точно.

— Тут ты прав, парень, — ухмыльнулся Джошуа. — Зато справедливый, мой майор лорд, всегда был справедливым.

— Странный какой-то титул.

— И вполне ему подходит.

— Он не обидит ее, верно?

— Я тебе двадцать раз втолковывал — его милость не такой.

Но в данный момент его милость был вне себя от бешенства. Он обнаружил, что от всей души надеется на появление Годдиса и Дюпона в Рейвнсуорт Эбби — тогда можно было бы прикончить обоих.

Берк зашел в кабинет, коротко поздоровался с управляющим Керлью и, не обратив внимания на скорбный взгляд и гору бумаг в руках последнего, отпустил его. Потом взял перо и бумагу и написал в «Газетт» объявление о своей женитьбе и письма к Найту и Коринне, Запечатав их, Берк направился наверх, к жене.

Он тихо открыл дверь, не желая беспокоить Ариель, но, услыхав голоса, остановился как вкопанный.

— Джорди так буйствовал, что хоть вяжи, но Джошуа его успокоил, — говорила Доркас. — Не так-то легко это было. До сих пор не могу поверить, что вы вышли за него, мисс Ариель. Но по крайней мере он богат.

— Я была не в себе, когда выходила за него, — тихо, но резко возразила Ариель, — и мне все равно, пусть хоть владеет всей Англией! О, Доркас, хватит! Я не желаю больше говорить об этом! Ничего нельзя изменить, и кроме того, он отвезет меня в Бостон. Он обещал. Думаю, его лордство из тех, кто держит слово. Как только мы окажемся в Америке, я смогу ускользнуть от него.

— А если он изобьет вас, заставит…

— Пожалуйста, Доркас, не надо. Я все вынесу, пока не удастся сбежать. У женщины в этом мире нет иного выхода, не так ли?

Голос Ариель не был горьким, скорее покорным, и Берк рассердился еще больше.

— Мужчины владеют женщинами. Я это знаю. Он пока не показал истинного лица, но еще все впереди. Если я начну спорить, он ударит меня. возможно, изобьет хлыстом, это обязательно случится, несмотря на все заверения, что он светлейший из ангелов.

Она на мгновение замолчала и глубоко вздохнула:

— Не знаю, почему он до сих пор так добр со мной.

Что ни говори, я теперь его жена и у него больше нет причин притворяться.

Доркас что-то ответила, но так тихо. что Берк не смог разобрать ни слова. Он медленно прикрыл дверь спустился в кабинет, уселся в кресло перед камином из карарского мрамора и уставился в пустой очаг.

Вечером Берк велел принести ужин в свою спальню. Он и Ариель мирно поужинали, и все было хорошо, пока она не пролепетала нерешительным голосом, долженствующим, по ее мнению, звучать сильно и уверенно:

— Я бы хотела перебраться в свою спальню. Мне не пристало оставаться здесь.