— Море, — выложил свой козырь Фейн. — Ветер и свобода.

Мне очень хотелось принять предложение любвеобильного атамана. Слишком хотелось, поэтому отвечала я быстро, чтобы не передумать:

— У меня есть обязательства перед человеком, который меня спас. Я должна остаться в Араде.

— Что ж, это твой выбор. Может, еще свидимся когда, кареглазая…

На прощанье Жох молча обнял меня за плечи, а Фейн легко поцеловал в щеку и прошептал:

— Замуж побыстрее выходи.

— Это еще зачем? — так же шепотом спросила я.

— Чтобы при следующей встрече у нас с тобой все получилось…

Я отвесила нахалу затрещину, тот рассмеялся и послал мне от двери воздушный поцелуй.

Выдержка домны Димитру была на исходе. Цокот вязальных спиц, которыми она творила очередной шедевр, казался мне щелчками жвал огромного насекомого. Я издала душераздирающий вздох и обернулась:

— Уважаемая, я похожа на дятла.

— Не говори глупостей, Ленута! — Домна наградила меня свирепым взглядом. — В этом сезоне все континентальные модницы носят именно такие головные уборы.

Я еще раз взглянула в зеркало. Крошечный ярко-малиновый берет, украшающий мою макушку, сполз на затылок. Захотелось клюнуть какую-нибудь континентальную модницу. Просто так, чтоб неповадно было. Скрывая чувства, я присела в неглубоком поклоне. Складки серого немаркого платья, в которое меня обрядили по случаю, зашуршали о ковер.

— Благодарю, досточтимая.

Домна прижала к груди неоконченное вязание:

— А еще он тепленький. Весна в этом году выдалась прохладной, вот ты свою головку и побережешь.

Угу. Целый вершок уберегу. Больше-то шапочка и не прикрывает. Я кивнула, подавив очередной вздох. В конце концов, почему бы не уважить пожилую матушку Михая? С меня не убудет. Может, и не заметит никто, пока я по коридорам шествовать буду — вся такая континентальная. А там спрячусь в своей комнате и засуну рукотворный шедевр куда подальше, моли на прокорм. А чего, все жить хотят, и питаться регулярно тоже…

Я присела напротив хозяйки за круглый сервировочный столик и вернулась к трапезе. Перед вручением бесценного дара домна Димитру угощала меня чаем с сырными рулетиками. Откусив кусочек тающего на языке яства и отхлебнув из чашки, я попыталась поймать нить беседы.

— А вы мне не расскажете, как этот пурпур добывают?

— Конечно. — В голубых глазах хозяйки зажглись огоньки удовольствия. — Из раковин специальных моллюсков.

— Как жемчуг?

— Почти. Раковины раскладывают на берегу, под палящим солнцем, и оставляют так лежить.

— Нечищеные? — поперхнулась я. — Представляю, какие там ароматы витают в воздухе.

— Ну так красота всегда жертв требует, — непреклонно ответила домна Димитру. — Иначе никак…

Да уж! Несказанная красота, намертво въевшаяся в зубы всех арадских писарей, стоила любых усилий. Я широко улыбнулась.

— Тебе удобно в гостевой комнате, дитя мое? — сменила тему домна Димитру.

— Конечно, — с готовностью кивнула я. — Благодарю. Служанки сообщили, что вы лично занимались моим обустройством.

Своим новым положением я была довольна. Суд то ли отменился, то ли откладывался. Заточение в камере мне заменили необременительным домашним арестом. Мэтр Нагейра, получивший интересующие его сведения, был тих и предупредителен. Чело мага украсила тканая повязка, что придавало его облику вид заморский и загадочный. Его неожиданный обморок в камере мы с ним дружно списали на последствия переизбытка силы и пообещали друг другу впредь быть осторожней. Теперь я чувствовала себя почти гостьей, а о моей несвободе напоминал только неотлучно находившийся за дверью стражник. Так прошло два дня. Я валялась на чистой постели, опустошала подносы с едой и принимала немногочисленных посетителей, не утруждая себя приличиями. Еще я много спала, в надежде опять попасть в хрустальный лабиринт или на луг, где ждала меня бабушка. Надежды не оправдывались — я проваливалась в темноту, как только моя голова касалась подушки.

— И также примите мою искреннюю благодарность за приглашение, — продолжала любезничать я. — Чаепитие в вашей компании…

— Ах, оставь, дитя, — тряхнула седыми буклями хозяйка. — Я не в том состоянии, чтобы самой наносить визиты.

Я недоверчиво осмотрела ее худощавую, закутанную в шаль фигуру. Домна Димитру не производила впечатления немощной старухи. Ее слегка выцветшие голубые глаза смотрели зорко из-под кустистых бровей, спина была прямой и осанистой. А уж цепкости пальцев, ловко управляющихся с длинными вязальными спицами, даже я могла бы позавидовать. Но если кому-то хочется поиграть в болячки, я возражать не буду.

— Мой сын очень расстроен сложившейся ситуацией.

Еще бы он не был расстроен, пьянчужка. Чуть что — в кувшин с горячительным лезет. Будто там все ответы на загадки мирозданья спрятаны. Он же ко мне каждый день ходит, да не по одному разу, только вот трезвым я его что-то не упомню. Придет, у кровати на колени рухнет, и давай стонать. Выпь-сыпь, ёжкин кот и драконья матерь!

— Мне очень жаль, — выдавила я, не понимая, какого ответа от меня ждут.

— Он говорил, ты требуешь вернуть свои артефакты?

Я закусила губу. Требую я, а как же! А также прошу, умоляю и уговариваю. Причем всех подряд. А еще торгуюсь. Только толку от этого немного. И блюдце мое непростое, и подвеска с упрятанным в ней ракшасом валяются сейчас где-то без дела.

— Мои вещи необходимы мне для продолжения занятий, — пояснила я хозяйке. — Там же тетрадки с магическими записями…

Домна Димитру кивала головой:

— Я могу тебе помочь, Ленута Мареш.

— Ой, спасибочки! — простецки обрадовалась я, прижав руки к груди. — Век вас благодарить за это буду.

— А взамен…

Вот мы к самому интересному и подошли. А я еще думала, зачем управительница весь этот визит с чаепитиями затеяла, для каких таких надобностей? Я навострила ушки и, придав лицу серьезность, приготовилась внимать.

— Все что угодно, досточтимая.

— Я стара, дитя мое. Не перечь! — строго прервала хозяйка мою попытку подольститься. — Время не щадит никого, и скоро я уже присоединюсь к моему славному супругу в охотничьих угодьях Тзеваны.

Мой неопределенный кивок для поддержания разговора замечен не был, и я осторожно подцепила с блюда еще кусочек рулетика. Домна монотонно щелкала спицами, будто подчеркивая каждую высказанную мысль.

— Но уйти просто так, не оставив после себя памяти, продолжения рода, было бы нелепо… И только озабоченность положением своего единственного сына заставляет меня просить о помощи.

Я продолжала жевать.

— Михаю нужна жена.