— Тут?

— Ага.

— Что ты тут делать будешь?

— Построю пилораму, — говорит Карбюратор. — Буду валить тайгу. Смотри сколько тут деревьев. На всю жизнь хватит.

— Да, — говорю, — поженишься с какой-нибудь пионервожатой. Нарожаете кучу детей.

— Ну, нет, — произносит Карбюратор. — Только не детей.

— Почему?

— Не знаю, — говорит он, — не знаю. Не хочу, чтобы они всё это видели, понимаешь?

— Ну, ты же всё это видел?

— Вот поэтому и не хочу. Лучше я пилораму построю.

13.20

— Знаешь, тут очень холодная вода. Я плаваю только после обеда, когда она прогревается.

— Сегодня дождь, вряд ли она прогреется.

— Да, наверное не прогреется.

— Так что делать будем?

— Не знаю. Подождём. Когда-то же она должна прогреться.

— Как знать, — говорю, — как знать.

13.30

— Там ещё осталось?

— Да, — говорю, — немного.

— Оставь на потом, хорошо?

— Как скажешь, — произношу. — У тебя же день рождения, не у меня.

— Я не люблю свой день рождения.

— Что так?

— Не знаю, я, понимаешь, всегда себя странно чувствовал, ну, в детстве, они все вокруг меня толклись и что-то от меня хотели. А день рождения-то на самом деле мой, понимаешь?

— Ну.

— Сейчас поезд на Узловую пойдёт.

13.47

— Слушай, — говорю, — а вы своих пионеров купаться водите?

— Водим, — говорит Карбюратор.

— А если вода холодная?

— А им всё равно, они как жабы — прыгают в ледяную воду, плавают себе. Им здорово, они ещё не понимают, что вода холодная.

— Никто ещё не утонул?

— Кто же им даст. Тут захочешь — не утонешь. Это же лагерь, понимаешь?

13.52

Он разламывает жёлтый твёрдый хлеб, на, говорит, держи, я беру кусок и кладу рядом с собой на асфальт, из-за туч наконец проступает солнце, за пару часов вода должна прогреться и тогда можно будет переплыть эту их речку и посмотреть, наконец, что там — с той стороны русла, которое всё это время находится рядом со мной, хоть раз переплыть и нормально всё там рассмотреть, удобный случай, кстати, главное, чтобы вода прогрелась, последний на сегодня поезд проезжает мимо нас, следом за ним недовольно тянутся тучи, реальность сдвигается в западном направлении, будто слайд, теперь должен появиться следующий кадр, Карбюратор молча пережёвывает свой жёлтый хлеб, капли падают с сосен на пластиковые кровли павильонов, кроме нас, на платформе больше никого нет, я смотрю на асфальт и вижу, как к моему хлебу подползает усталая, измученная депрессиями улитка, вытягивает свою недоверчивую морду в сторону моего хлеба, потом разочарованно засовывает её назад в панцирь и начинает отползать от нас на Запад — на другую сторону платформы. Я даже думаю, что этой дороги ему хватит на всю его жизнь.

Январь—май 2004, Харьков