Все это давало толчки к новым миграциям. И за период в 50–60 лет в Причерноморье двинулись еще две волны племен. Языги и роксоланы. Они тоже были сарматскими народами, говорили на иранских языках, исповедовали митраизм. Только, в отличие от савроматов, признаков матриархата у них не наблюдалось. Оба народа были скотоводами-кочевниками, жили в передвижных войлочных кибитках. Эти же кибитки в случае опасности сдвигались в круг и становились крепостью для племени или рода.

А основной ударной силой была тяжелая конница. Рядовые воины носили панциры и шлемы из воловьей кожи, щиты, сплетенные из ивовых прутьев. На кожаные доспехи нашивались металлические пластины. У знати и дружинников защитное вооружение было стальным. В захоронениях находят остроконечные шлемы, пластинчатые и чешуйчатые панцири, уже появились кольчуги. Было очень развито и ремесло. В погребениях обнаруживают богатые и красивые наборы женских украшений: ожерелий, застежек, браслетов, ушных колец, произведения искусства в «зверином стиле» — но заметно отличавшемся от скифского. У сарматских народов он стал более условным, переходя от живописной передачи натуры в орнамент. Эти изображения становятся полихромными, богато инкрустированными драгоценными и полудрагоценными камнями.

Мы не знаем, вместе пришли языги и роксоланы, в качестве союзников, или по очереди. Но племена савроматов оказались разбиты и вытеснены на запад, за Карпаты — вслед за скифами и праславянами, которых они победили. И в Западном Причерноморье установилось господство языгов, а в Северной Таврии и на Дону — роксоланов. Они к скифам не испытывали личной ненависти. И Крымская Скифия заключила с ними союз — по одним версиям, равноправный, по другим — признав себя их вассалом. Обстановка в здешних краях стабилизировалась.

Северо-восток Малой Азии обошло стороной нашествие Александра Македонского, он не стал ареной боев между диадохами, не дошли сюда и кельты. Поэтому здешние города остались неразоренными, население — невырезанным. Наоборот, оно увеличилось, сюда устремлялись беженцы из сопредельных районов. И из распавшихся персидских владений на южном берегу Черного моря выделилось царство Понт (по-гречески «понт» — море). Оно умело лавировало в драках между соседними державами, признавало зависимость то от селевкидской Сирии, то от Македонии. А когда ту и другую сокрушил Рим, признало себя вассалом победителей. Хотя вассалитет был чисто номинальным, практически Понт остался самостоятельным. Население его представляло собой смешение различных народов — персов, фригийцев, лидийцев, ликийцев, армян, греков. Царство богатело, усиливалось. И достигло расцвета во II в. до н. э. под властью Митридата VI Евпатора.

Происхождения он был довольно темного, захватив трон в результате переворота. Но «официально» производил себя по отцовской линии от Дария Гистаспа Младшего, а по материнской — от Александра Македонского и Селевкидов, обосновывая таким образом права на владычество и в азиатском, и в греческом мире. Современники представляют его фигурой весьма колоритной. Он поражал всех исполинским ростом и силой. Мог любого перепить и переесть, укрощал и объезжал самых диких коней. В одно утро вдруг исчез из дворца и пропадал несколько месяцев — оказалось, что царь, переодевшись простолюдином, обошел пешком всю страну, изучая нужды населения.

Он свободно говорил на 22 языках подвластных ему народов и ни с одним из подданных не общался через переводчика. Любил искусство и музыку, окружал себя историками, мыслителями, поэтами. Богатый Понт привлекал художников, скульпторов, архитекторов — здесь их радушно принимали и хорошо платили. Но греческие обычаи тут соединились и с восточными. Митридат имел огромный гарем из сотен жен и наложниц. Причем, по персидской традиции, его женами стали и собственные сестры. Впрочем, в тогдашнем мире это не было чем-то экстраординарным — когда македоняне Птолемеи воцарились в Египте, они тоже последовали обычаям прежних фараонов и стали брать в жены сестер.

У Митридата философские беседы и представления греческого театра ничуть не мешали другим развлечениям. Из уст в уста передавались слухи о его грандиозных пиршествах, об оргиях, где властителя ублажали женщины всех цветов кожи и национальностей — лучшими исполнительницами эротических танцев в ту эпоху считались египтянки, самыми горячими и умелыми наложницами — сирийки, они специально учились этому искусству в храмах Астарты. Ну а в качестве не просто наложниц, а интеллектуальных подруг-любовниц славились гречанки. Они объявляли себя «свободными» женщинами (в том числе от любых условностей) и возводили в культ телесные наслаждения. Перенимали все «изыски» в этой области. Пресытившись, путешествовали, силясь испытать еще что-нибудь новенькое. А ко двору Митридата самые знаменитые дамы эллинистического мира стремились, как мухи на мед. И в переписке с подругами сообщали о каких-то совершенно фантастических мужских способностях царя.

Хотя близость к Митридату сулила не только удовольствия и золото. Она была опасной. Поскольку его «широта души» сочеталась с чрезвычайной подозрительностью и жестокостью. Разгневавшись, он мог запросто отправить на смерть и любовницу, и министра. За измену, то ли мнимую, то ли действительную, казнил собственную мать, брата, сестру-жену, трех сыновей и трех дочерей. Впоследствии в его бумагах нашли заранее заготовленные смертные приговоры чуть ли не на всех приближенных. Правда, многое зависело от его настроения. Заподозрив очередной заговор, он мог одним махом обречь на казнь 1700 человек. Но мог и после явного бунта покарать лишь главных виновников, а остальных простить.

Митридат привлекал к своему двору не только знаменитых художников и шлюх, но и лучших военных. Создал сильную наемную армию. И, в отличие от предшественников, довольствовавшихся наследственными владениями, повел завоевательную политику, прибирая соседние области. Подчинил Малую Армению (Киликию), и его держава протянулась полосой от Черного до Средиземного моря.

На противоположном, северном берегу Черного моря, лидировало Боспорское царство. Нашествие сарматов привело к упадку большинства здешний греческих колоний — ведь они жили торговлей со скифами, а теперь еще и должны были откупаться данью от кочевников. Но Боспор торговал не скифской, а собственной продукцией, обошел конкурентов и стал монополистом в северной торговле зерном. Богател он и на торговле рабами, скупая их у кочевников, у дравшихся между собой кавказских народов, у пиратов. Невиданно расцвели боспорские города, строились роскошные дворцы купцов и вельмож (вельможи тут тоже были купцами). Был создан мощный военный и торговый флот, господствовавший на Черном море. Поддерживались связи с Афинами, Понтом, Египтом, Родосом, Делосом.

Но нарастали внутренние противоречия. После завоевания Тамани и Приазовья большинство населения стало не греческим. Основную часть его составляли меоты, синды, переселенцы из погибшей Великой Скифии. Однако греческое меньшинство оказалось в привилегированном положении, только оно обладало гражданскими правами.

Остальные были людьми «второго сорта», что становилось причиной трений, конфликтов. А усугубилась ситуация, когда степными соседями Боспора стали роксоланы. У них возникло сильное царство, они отобрали у Боспора часть Приазовья с городом Танаисом, заключили союз с Крымской Скифией. Причем роксоланы точно так же, как скифы, умели налаживать хорошие отношения с вассалами и подданными — меоты предпочли власть пришельцев боспорской и под эгидой роксоланских царей жили очень неплохо.