— Мы привязались к малышу, — сказала я.

С самого детства мне не доводилось проливать столько слез, как в этом году.

В конце концов я снова убрала все фотоальбомы на стеллаж, отнесла Виктора наверх, в мою квартиру, и заперлась. Когда Патрик вернется, я не хочу его даже видеть. Сейчас я бы с удовольствием поразгадывала судоку — до тех пор, пока цифры не начали бы расплываться у меня перед глазами, но у меня в доме уже давно не появлялось ни одной брошюрки с судоку. И я улеглась в свою просторную кровать рядом с радостно воркующим младенцем. Спальня всегда была для меня островком безопасности, где я находила убежище в тяжелые времена.

Виктор утешал меня на свой манер: шлепал меня по лицу и дерзко хватался своими цепкими ручками за мой рот. Ему нравилось играть, щекотаться, и он хотел, чтобы его чмокали в животик, — и я подчинилась. Я никак не могла представить, что мне придется кому-то отдать мое горячо любимое сокровище.

— Ах ты, маленький безобразник, — сказала я. — Ты это всегда знал, а мне не сказал. Ты же с первой минуты был папенькин сынок, вы сразу друг друга признали. А меня, дурочку из переулочка, обвели вокруг пальца!

Этот пройдоха только посмеивался и ущипнул меня за грудь из всех своих слабых силенок.

— Старый развратник, — возмутилась я.

— Ре, ре, — ответил он.

— И теперь мы должны тебя снова кому-то отдать? — спросила я его. — И не подумаем!

Виктор сказал:

— Агу!

И вдруг до меня дошло, что наши шансы из-за моего нового открытия повысились до ста процентов. Патрик как родной отец может воспользоваться своим совершенно легальным правом, только для этого ему надо доказать свое отцовство. И тогда кузина отстанет от нас.

— Все имеет две стороны, хорошую и плохую, — сказала я, распустила свой конский хвост и положила голову так, чтобы наш найденыш мог рыться в моих волосах. Потом я снова села и принялась внимательно к нему приглядываться. Недаром же у меня всегда было ощущение, что Виктор мне кого-то напоминает, только я ни разу не пришла к самому простому решению. Опять-таки прав Гете: «Зачем заглядываться вдаль? Смотри, ведь счастье рядом».

Присматриваясь к малышу, я заметила в нем и озорство Биргит, ее ямочки на щеках и ее склонность к задорному смеху — по крайней мере, в те времена, когда она еще была моей подругой. Виктор походил на обоих родителей: и на Патрика, и на Биргит.

Когда в мою запертую дверь постучались, мы с Виктором очнулись от сна, полного грез. Секунду поколебавшись, я впустила Патрика, потому что не хотела устраивать сцен и истерик, а хотела, чтобы он созрел сам. Поскольку на мне почти ничего не было, я снова заползла к Виктору в постель.

Он встал надо мной и гладил меня по голове.

— Ты что, боялась оставаться одна и поэтому заперлась? — спросил он слегка удивленно, потому что не смог войти как обычно.

Я вяло кивнула.

— Может быть, дом кажется тебе опустевшим без Мануэля? — спросил он.

— Виктор вполне достойно составлял мне компанию, — сказала я, — но, к сожалению, это скоро кончится. Мне тут звонила женщина из отдела опеки и попечительства, сказала, что Виктора хочет усыновить кузина Биргит.

Тут-то Патрику самое время раскрыть карты, подумала я, и стала очень внимательно следить за его лицом.

Он широко раскрыл глаза, начал хватать ртом воздух и долго молчал.

— Расскажи поподробнее, — сказал он наконец.

Я повторила слова чиновницы как сумела.

— Так вот ни с того ни с сего и усыновить? Наверняка это не так просто, — сказал Патрик. — Ведь мы совсем не знаем эту кузину!

— Это не аргумент, — возразила я.

— Нет, нет, нет, — взволнованно воскликнул Патрик, — из этого ничего не выйдет! Они еще обо мне услышат! Я что-нибудь придумаю, можешь не сомневаться. — Он схватил малыша и прижал к себе. — Ты мой вонюченький медвежонок, не бойся! Мы не отдадим так просто нашего Виктора Августа какой-то неведомой тетке!

Вот самый подходящий момент для признания, подумала я.

Но Патрик помалкивал и качал своего сыночка из стороны в сторону.

— А ты уже что-нибудь ела? — спросил он несколько неожиданно. — А то я голоден. На мангеймском рынке я купил зеленые бобы и котлеты из ягненка, которые я сейчас поджарю на сковороде, не жалея чеснока. В каникулы учительницам не обязательно благоухать «Жиль Сандером».

Такими словами ко мне мог подольститься любой мужчина, я невольно улыбнулась и захотела есть.

А пока Патрик готовил ужин, я зашла так далеко, что взялась за стопку тетрадей. Нельзя уподобляться ленивым школьникам и откладывать работу до последнего дня каникул. Когда Патрик ударил в гонг, я уже израсходовала некоторое количество красных чернил и выставила несколько отрицательных оценок.

Доев последний кусочек, Патрик — который, видимо, продолжал неотступно думать об этом, — спросил:

— А как, собственно, бывает, когда полиция считает нужным провести генетический тест?

От неожиданности я перескочила сразу через несколько ходов и спросила в ответ:

— А ты хочешь явиться с повинной добровольно?

— С повинной? Ты о чем? Я же не убийца, — сказал удивленный Патрик. — Я хотел узнать чисто теоретически, как приходят к такому тесту. Но ты, наверное, не знаешь, хоть ты и семи пядей во лбу!

— Еще как знаю, ведь это показывают в любом фильме про полицейских! Комиссар берет пробу слюны и посылает ее судебным медикам, но можно обратиться и в частную лабораторию. Правда, считается, что нельзя устанавливать фактическое отцовство мужчины без ведома и согласия его жены. Несмотря на это, такие анализы часто делают.

— И в итоге наверняка получаются жуткие трагедии, — сказал Патрик. — Как это случилось с твоей подругой.

Мы коротко и критично переглянулись, и я многое бы отдала за то, чтобы прочитать мысли моего возлюбленного.

Сегодня Виктор проснулся очень рано. Было ясное летнее утро. Покормив малыша и поменяв ему подгузник, я сварила себе кофе и села в халате на балконе. Патрик, судя по всему, еще спал в своих владениях, позднее мы вместе устроим в саду основательный завтрак. Но эту первую чашку я должна выпить немедленно, иначе не приду в себя. Собственно, не хватает еще только газеты.

Я на цыпочках спустилась по лестнице и прокралась к садовой калитке, где висел почтовый ящик. Сейчас я уютно устроюсь и, даже не умывшись, буду наслаждаться первыми солнечными лучами. Почти как в отпуске в Провансе, подумала я. Там я часто разгуливала по французским садам в пижаме, босиком и с бокалом в руках. При этом я любила делать что-нибудь полезное и обирала с кустов, благоухающих ванилью, увядшие цветки олеандров.

Вот и на моем балконе пахнет соблазнительно — пышно разросшийся алиссум источает аромат меда, а экзотическая альпийская ярутка с шоколадными цветочками вполне оправдывает свое название. Здесь, наверху, у меня нет олеандров, а только сочные розовые бегонии, которые я так же любовно освобождаю от побуревших цветков. От гераней я совершенно отказалась, это были цветы Биргит, у нее даже кофейный сервиз был с орнаментом из гераней. А на чайных чашках она предпочитала декор из ландышей. Странно уже то, что я нахожу так много поводов вспоминать о моей коллеге.