Она остановилась перед экраном с бегущей информационной строкой, я тоже остановился, якобы сделать звонок по мобильному. Ситуация выходила из-под контроля: через минуту она найдет свою стойку, где у нее проверят билеты, вручат посадочный талон и пропустят в просторный зал для ожидающих отлета. Как же мне последовать за ней? Естественно, я куплю билет на ее рейс. Но как я узнаю, куда он летит, прежде чем она ускользнет от меня? Я был не настолько близко, чтобы рассмотреть стикер на ее чемодане.

Выбора не оставалось: я должен к ней подойти.

И я подошел. Она стояла четвертой в очереди к окошку «Трэвелэкс».

— Не оборачивайся, — тихо сказал я, все еще держа мобильный у уха. Пока я преодолевал отделявшие нас двадцать шагов, я чуял, как она чуяла мое приближение и изо всех сил старалась оставаться спокойной и не оборачиваться. От нее прямо-таки веяло жаром. Ее запах ощущался железным кольцом в носу. Она дрожала. Это можно было заметить только вблизи — по тому, как двигались ее запястья, поджилки, волосы. Я еле сдержался, чтобы не схватить ее за бедра, прижаться мошонкой к ее заднице, сжать груди и зарыться носом в копну волос.

— Я знаю, кто ты, а ты знаешь, кто я. У тебя есть мобильник?

— Да.

— Продиктуй номер.

Американка, подтвердил акцент, ведь она сказала это без придыхания. Я набрал номер, но не стал сразу сохранять или звонить.

— За мной следят, — сказал я. — И насколько я знаю, за тобой тоже. Так что поменяй тут деньги, иди в «Старбакс» прямо напротив и жди моего звонка. Поняла?

— Да.

— Не бойся.

— Я не боюсь.

— Ты тоже чувствуешь это, да?

— Да.

Я почувствовал невероятное облегчение. Чего там, я сам чуть не упал в обморок.

Она подошла к стойке обмена валюты и открыла сумочку.

Одному богу известно, прослушивали ли мой телефон. Последнее время я использовал его лишь для того, чтобы крутить то самое обрезанное сообщение от Харли, но так как мобильник прошел через руки Жаклин Делон, я уже точно ему не доверял. Я списал номер себе на тыльную сторону руки и удалил с экрана «Нокии». «Трэвелэкс» снабдил меня десятью монетами по фунту каждая, и я направился к таксофону.

Она сказала:

— Алло?

— Я тебя вижу. Как думаешь, вон те парни с рюкзаками слышат, что ты говоришь?

— Нет.

— Хорошо, только не смотри в мою сторону так открыто.

— Ты был еще на платформе.

— Да, извини.

— Я почувствовала. Как будто… Кто за тобой следит?

— Долгая история. Потом расскажу. Куда ты летишь?

— В Нью-Йорк.

— Домой?

— Да.

— Во сколько рейс?

— В 11:30. — Она решилась посмотреть в мою сторону. Этот первый прямой обмен взглядами заставил нас на минуту притихнуть. Молчание подтвердило, что мы неотвратимо должны быть вместе. — Я могу и не садиться на него.

Ты тоже чувствуешь это, да? Да. Дело даже не в очевидном сексуальном притяжении, но в том, что все вокруг преобразилось: чемоданы, информационные табло, логотипы компаний, уродливые семейки. Каждый маленький атом озарился светом. Я могу и не садиться на него. Взаимопонимание всегда делает слова почти ненужными. Мы замолчали. Она просто не сядет на свой самолет. Это были мысли слабака и эгоиста, но я позволил себе предаться им на секунду. Она снимет номер в отеле аэропорта. Я отвяжусь от вампира и слежки агентов. Приду к ней. Когда войду, она будет сидеть на кровати. И посмотрит мне в глаза…

— Это небезопасно. Мы должны быть уверены, что за тобой никто не следит.

— Там один парень наверху, — сказала она. — Он какой-то…

— Он вампир.

Судя по выражению ее лица и молчанию в трубке, для нее это было новостью. Но она почти сразу подумала: «Почему бы и нет? Конечно же, конечно, есть и вампиры». Она уже поняла: мир существует по каким-то странным хаотичным законам и сам в произвольном порядке выбирает, кому быть в этой жизни элитой. Пока все остальные живут в мире «Блумингдейла»,[29]«Отчаянных домохозяек» и Рождества, она — странный сплав волка и человека — живет сама по себе. Я чувствовал это по напряжению в ее плечах, раскрасневшемуся лицу и по тщательности, с которой она сегодня красилась. У меня защемило сердце от такого неоцененного никем мужества, от того, как решительно она настроена не пасовать ни перед чем. Даже перед тем, что она монстр. У меня щемило сердце (о, сердце теперь проснулось и пело) от того, что ей пришлось быть такой смелой и такой одинокой.

— Тебе плохо?

— Да, мутит.

— Когда это началось?

— Да вот недавно, когда проходила регистрацию.

— Но раньше такого не было?

— Нет.

— Совсем никогда?

— Такого — никогда.

Отлично. Если ее никогда так не мутило, значит, она никогда не чувствовала вампиров, то есть этот кровосос следит лишь за Джейкобом Марлоу. Ее запах наверняка щекотал ему ноздри, но раз он не знал о существовании еще одной «вонючки», то относил все на мой счет.

— Не смотри, пока я не скажу, — сказал я. — Слева от тебя, под информационным табло, стоит парень типа Брюса Уиллиса, в коричневой кожаной куртке и белой футболке. Скажи, видела ли ты его раньше. Вот сейчас смотри.

— Не узнаю, — ответила она. — Кто он?

— Ты ведь не знаешь о ВОКСе, да?

— Что?

— Это организация. Черт, так сразу и не объяснишь. Все, что тебе сейчас надо знать, — они не друзья. Но и не вампиры. Мы должны быть осторожны.

Пауза. Потом она сказала:

— Я не сяду в самолет.

Это заставило меня на нее взглянуть. Она смотрела на меня с полным вниманием. Я знал, что она чувствует огромное облегчение. Награда за долгие часы и дни, когда она повторяла себе: ты не одна. Свобода, с которой я мог бы сейчас положить трубку, подойти к ней и обнять, была дьявольским искушением. Я прямо видел, как делаю это, чувствовал, с какой податливостью она бы ко мне прильнула. Ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты.

— Я не хочу, чтобы ты садилась в самолет, — сказал я. — Но мы должны убедиться, что ты в безопасности.

Мы уже стали «мы». Естественно.

— В пустыне это был ты?

— Что?

— В Калифорнии. Девять месяцев назад. Когда на меня напали. Это был ты?

Я видел дело. В конце июня 2008 года Охотники убили оборотня Альфонса Маккара в пустыне Мохаве. После этого в списке остались лишь Вольфганг и я. Во всяком случае, так думал ВОКС.