тост, все чокаются, выпивают, кушают, но уже не так активно — устали от еды. Политкорректно отрезают по небольшому кусочку от «горячего» блюда, нахваливают автора, как правило, хозяйку дома, и по-философски поглядывают по сторонам. Это уже новый взгляд на окружающих — с кем-то из новеньких успели познакомиться, и возникла взаимная симпатия, кто-то категорически, вопреки выпитому, продолжает не нравиться с самого начала, кто-то ожидаемо идет по пути самовлюбленного пьянства, кто-то неожиданно трезв, и это настораживает.

Небольшой агонизирующий всплеск активности сменяется первыми признаками насыщения. Нужно всегда помнить, обычно после горячего наступает перелом. Появляются личности, плохо подготовленные к празднику. Они, видите ли, устали, у них были напряженные дни, всю предыдущую ночь не спали и прочие отговорки, чтобы нагло, вызывающе зевать и жалобно поскуливать, вспоминая свою постельку. Знайте — это враги. Их нужно тихо, не привлекая внимания и не вызывая стадного чувства, изолировать в чисто английской манере, не прощаясь, тихонечко прикрыв за ними дверь.

Правда, в том случае, если запланировано второе коллективное дыхание в виде заготовленной импровизации, бояться нечего. Никто никуда не уйдёт.

Самым действенным плановым продолжением весёлой встречи Нового года является карнавальное переодевание. Своеобразный резерв ставки главнокомандующего — бросил в бой, победил, и праздник восходит на следующую ступень эволюционного развития.

Это такой псевдоэкспромт, когда все приносят маскарадные костюмы и до поры их прячут, встречая Новый год не в костюме Петрушки из пыльных костюмерных ТЮЗа, а в своих, собственных, специально подобранных для торжественных случаев нарядах.

Дед Мороз с во-о-от такой снегурочкой. 1982 год. А.Шишов, Г.Гриншпун (Гена)

Рекомендуется задолго до маскарада, в конце прошлого года, для поднятия тонуса, гостей разукрасить — раздать разноцветные блестящие картонные шапочки, бумажные гирлянды на шеи, усатые очки с носом или носатые усы с очками. Вид глупый и смешной. Но если всех так приодеть, то никто, во-первых, не обидится, а во-вторых, веселье начнётся с более высокого градуса по шкале Чаплина-Линдера-Фюнеса.

Часа в три-полчетвёртого ночи, сразу после горячего, а лучше всё-таки до него, торжественно объявляется переодевание — мальчики налево, девочки направо. Начинается суматошное движение масс: неразбериха с вещами и нарядами, дополнительный макияж и поиски на ходу додуманных реквизитов, кто-то путает «гримуборные», визг, хохот, шуточки в фривольном стиле. Появляются первые переодетые гости — ужасно смешно. Пространство заполняется вымышленными образами, литературными героями, зверями и прочими представителями фауны, возможно, и флоры тоже. Звучат забавные комментарии и шутки по поводу костюмов как собственных, так и увиденных.

Совсем недавно ещё скептически настроенные гости, не пожелавшие подготовиться или не поверившие в карнавал, от досады покусывая губы, стараются себя каким-либо образом украсить. Как вариант, могут выглядеть белой вороной. Но это фразеологизм, а не костюм. Вот и пытаются обыграть вынужденную импровизацию подручными средствами, в порыве щедрости принесёнными кем-то из запасливых гостей, — шапочкой с петушиным гребешком или заячьими ушками от детских новогодних костюмов. Могут подхватить нечаянно оставленный на стуле веер принцессы и строить сквозь него глазки.

Карнавал — апофеоз праздника. Танцы в образе своих героев, театральность обстановки, мир детства и сказок. Релаксация души, омоложение сознания, укрепление ауры. Хочется скакать, прыгать, плясать до упаду. Смех из разряда громкого, подключая фрагменты нервного, переходит в гомерический. Возникает всеобъемлющее чувство любви к ближним и дальним, душа поёт, всех обнимает и расцеловывает — душа в душу. Танцы не прекращаются. Взрослые тёти и дяди, взявшись за руки, бегут «ручейком» друг за другом, огибая препятствия в виде стола, стульев, ёлки и танцующих пар. Затем самозабвенно водят хоровод, возбужденно покрикивая с детсадовской непосредственностью.

Самое время выплеснуть эмоции наружу, за входную дверь. Собрав десяток ряженых, запросто, без стеснения и реверансов, предлагается посетить незнакомых соседей, лучше всего из соседней парадной, и поздравить их с Новым годом.

Если степень возбуждения ниже степени застенчивости, надежнее остановить свой выбор на соседях — знакомых и лояльных к ночным потрясениям. В любом случае нельзя приходить с пустыми руками, это неприлично, раз, и могут принять за попрошаек, два.

Как вариант — танцы во дворе. Решив технические музыкальные проблемы с помощью удлинителя, вовлекают в веселье всех, у кого ещё горит свет в окнах. Погасшие окна легко зажечь при помощи снежков. В бесснежной Одессе об этом способе внутридомового контакта лучше забыть — камней не хватит.

Праздник фонтанирует и превращается в незабываемый. Брызжет бенгальский огонь, бахают хлопушки, пролетают, раскручиваясь, колечки серпантина, наступает тот самый счастливый миг, когда пора упасть спиной на чистый снег сугроба, раскинуть руки, любоваться звёздным небом и чувствовать единение со всем миром…

— З-з-зараза, снег попал за шиворот и растаял, брр.

8.2. Всё по плану

Придерживаясь основных постулатов и рекомендаций по празднованию Нового года, мы его торжественно встретили. Как положено — в Одессе, все вместе, с ёлкой и подарками, ровно в ноль-ноль часов ноль-ноль минут по московскому времени. Начался 1977 год.

Транзистор естественным путём заменил отсутствующий телевизор и своевременно сыграл курантами; движение стрелок на главной башне без труда вызвалось незатуманенным воображением; обязательное шампанское с лёгким хлопком и без потерь разлилось по бокалам; бокалы, подтверждая законы физики, звенели глухо, «камешками».

Кое-что запомнилось особенно — при загадывании желаний возникло лёгкое замешательство. Волеизъявления подавали в Высшую Инстанцию, как обычно, в письменном виде. Записали маленькими буквами на клочке бумажки, бумажку сожгли, пепел бросили в бокал с шампанским, под бой курантов шампанское выпили — совершенно секретно, перед прочтением сжечь, как у братьев Стругацких, а немного раньше у Роберта Энсона Хайнлайна. Первое, что я загадал после успехов в личной жизни, это написать диплом и успешно его защитить. Всё четко и понятно. Затем возникло размытое и неосязаемое желание — хорошо распределиться. Записал и задумался в нерешительности. А что я имею в виду? Хорошо распределиться — это остаться в Одессе на любой работе или, всё-таки, уехать к чёрту на кулички и найти свое призвание? Тогда что такое плохо? Ладно, это ещё полбеды, немного зыбко, но ощутимо, хуже всего то, что после «хорошо распределиться» возникла пустота и полная неопределенность. Не знаю, что загадывать. Ничего не видно — мост Чаринг-Кросс, туман на Темзе, Клод Моне — только импрессия. Ощущение чего-то значительного, размытого и бесконечно долгого. У этой неизвестности есть имя — работа. Ещё чуть-чуть, полгода в институте, а потом, шагнув в её производственные объятья, мы из студентов превратимся в молодых специалистов. В инженеров. Навсегда… Навсегда ли?

Надо запомнить этот семьдесят седьмой год, с него всё