Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он покорно отнес отвергнутые оливки обратно в кухню, а мы все сделали вид, что ничего не слышали.
– Мужья, – сказала Лиззи, закатывая глаза. – Неисправимы! Никогда нельзя на них положиться.
Мартин вернулся с «правильными» оливками и начал обходить нас по очереди. Он выглядел очень усталым. Но он всегда выглядит усталым.
– Привет, Тиффани, – сказал он, целуя меня в щеку. – Как чудесно ты выглядишь. Над какой волнующей кампанией ты сейчас работаешь? Я уверен, что бы ты ни рекламировала, я захочу это купить.
– Пишу брошюру для воды «Темза», – ответила я с улыбкой. – А еще выиграла заказ на телевизионную рекламу «любовных сердечек».
– «Любовных сердечек»? Какая у тебя интересная работа, Тиффани.
– Ну да. Иногда бывает интересно.
– Хотелось бы мне сделать что-то по-настоящему творческое, что-нибудь вроде этого, – сказал он со вздохом. – А то я весь день сижу, уставясь в экран, считаю, затем перепроверяю коэффициент прибыли.
– Ну, а чем бы ты хотел заняться, если бы была возможность?
– Не знаю, – ответил он. – Я интересуюсь археологией и антропологией – вот о чем я читал, когда учился в Кембридже. Но пока девочки не подрастут, я вынужден участвовать в этих крысиных бегах.
Точно как я, мелькнула у меня горькая мысль.
– Тиффани, – откуда-то вдруг возникла Алиса. – Ты уже вышла замуж?
– Нет, еще нет, – сказала я. – Тебе не понравился фильм?
– Нет. Он скучный.
– А Эми все еще смотрит? – спросила я.
– Да. Ей нравится. Послушай, Тиффани, когда ты выйдешь замуж? – повторила она.
– Я правда не знаю, – сказала я, отпив из стакана.
– Но ты сказала, что я могу быть твоей подружкой невесты.
– Можешь, – подтвердила я, – но боюсь, я не смогу тебе сказать когда.
– Ну, а это будет скоро?
– Нет, не скоро.
– Но я никогда не была подружкой невесты. Могу я быть твоей подружкой? – спросила она у Салли.
Салли поперхнулась апельсиновым соком. Почему Салли пьет только сок? Я удивилась – обычно она бывала не прочь выпить.
– Извини, Алиса, – сказала Салли. – Боюсь, у меня на горизонте никаких мужей. Спроси у Фрэнсис.
– Могу я быть твоей подружкой на свадьбе, Фрэнсис?
– Нет, дорогая, вряд ли, – ответила Фрэнсис, откусывая кусок пирога с мясом. – У меня нет намерения затягивать на шее петлю. Спроси Эмму.
– Ох, Алиса, боюсь, у меня с этим ужасные проблемы, – сказала Эмма загадочно.
Что бы это значило?
Затем Алиса подошла к Кэтрин, которая стояла рядом с Хью. Это было их первое совместное появление на публике. Кэтрин выглядела взволнованной, но счастливой.
– Кэтрин, а ты выходишь замуж? – спросила Алиса.
– Ха, ха, ха! Что за глупый вопрос, Алиса, – смутилась Кэтрин, потирая безымянный палец на левой руке.
– Замечательный ребенок! – сказал Хью и нервно глотнул вина. – Замечательный ребенок.
– Мама говорит, что все мужчины никчемные, – заявила Алиса, глядя на него в упор.
– Правильно! – воскликнула Фрэнсис.
– Ну, лишь некоторые, – сказала Кэтрин примирительно. – Но большинство не такие. Например, Хью вовсе не никчемный. Так ведь?
– Ха, ха! Да, – подтвердил он. – Да.
– Ну, а мама говорит, что папа – вот он точно никчемный, – настаивала Алиса. – Она ведь говорила это, правда, папа? Она сказала, что ты никчемный!
– Она просто пошутила, – сказала я, в то время как все принялись внимательно изучать рисунок на ковре.
– Мартин, не мог бы ты посмотреть, чем там дети занимаются? – крикнула Лиззи через комнату.
Мартин покорно отправился с Алисой в телевизионную. Через пятнадцать минут он появился, держа в руке свой первый за вечер стакан глинтвейна.
– Они смотрят отвратительный фильм, – пояснил он. – Там этот тип Фредди Крюгер, которому, кажется, не помешало бы сделать маникюр. Господи, с меня будто кожу содрали, – добавил он, садясь на новый диван со страдальческой улыбкой.
Вот тогда и случилось страшное. Он так устал, что сел слишком резко, и вино залило бледно-желтую обивку. Огромное красное пятно расползалось на желтом подлокотнике, как кровь.
– Ох! – сказал он. – О господи, сейчас будет нахлобучка.
Он был прав.
– Мартин, какой же ты идиот! – сказала Лиззи. Она стремительно бросилась в кухню, затем появилась снова с пятновыводителем и бутылкой жидкого мыла.
– Слушай, не рассиживайся здесь, – рыкнула она на него, оттирая кроваво-красное пятно. – Принеси по крайней мере соль или еще что-нибудь. О господи, пятно не оттирается. От тебя, Мартин, действительно никакого проку. Ты не можешь сосредоточиться. У тебя в голове, наверное, сейчас совсем другое, – фыркнула она. – Вот почему ты здесь отсутствуешь!
Мы вертели в руках стаканы. Лицо мое стало горячим, как вино, и, возможно, такого же цвета.
– Индекс промышленных акций сейчас отличный, да? – сказал стоявший рядом мужчина – коллега Мартина.
– Господи, ты такой неуклюжий, – слышался голос Лиззи.
– Да, – ответил его сосед, – хотя, конечно, нестабильность на Дальнем Востоке ничего хорошего не сулит нам здесь, в Лондоне.
– Конечно.
– И, к сожалению, думается мне, процент прибыли снова снизится.
– Это уже хроническое, – шипела Лиззи. – Ты такой рассеянный.
– Чем вы занимаетесь?
– Рекламой.
– Я имею в виду, стоит мне отойти на минуту – и происходит катастрофа.
– О, «Начни свой день с яйца», что-то в этом роде?
– Да, верно, – сказала я. – «„Ауди" – движение к прогрессу!» и все такое прочее.
– О господи, Мартин, ты хоть знаешь, сколько стоит этот диван?
– Да, – сказал он устало. – Знаю.
– Он стоит две с половиной тысячи фунтов.
– Да, – повторил он, – знаю. Я знаю, потому что заплатил за него.
– Что?
– Я сказал, что заплатил за него. Ты, взбесившаяся корова!
– Мартин!
– Как заплатил за все в этом злополучном доме, который ты называешь своим, хотя даже пальцем не пошевелила…
– Не устраивай скандал, Мартин…
– И знаешь что? Мне совершенно наплевать, что я его залил…
Он поднял бутылку с соусом «чили» и вылил ее содержимое на диван.