– И чем же ты станешь заниматься? – спрашивает мать, в насмешку над Захрой качая головой. – Ты – девушка, и это факт. Тебе придется выйти замуж.

– Это мой выбор! – выпаливает в ответ Захра. – Ты что, заставишь меня?

Асма только смотрит на дочь.

Когда Захра вызывающе глядит в ответ, по ее лицу начинают струиться слезы. Наконец, она вскакивает и уходит. И начинает кричать из другой комнаты:

– В Пакистане есть одна девушка, о которой мне известно! Она изменила себя с помощью операции. Я тоже найду деньги и превращу себя в мужчину! Я знаю, что это можно сделать, и я избавлюсь от этого тела!

Асма смотрит в стену в знак обособления от дочери. Ей бывает больно всякий раз, когда Захра поднимает эту тему. Почему ее ребенку не нужно тело, которое ему дано? Это можно воспринимать как акт вызова против родителей и Аллаха.

Из другой комнаты Захра выплевывает слова, которые стали теперь одной из ее обычных угроз: она убежит из дома. Или так:

– Когда приедут в гости наши родственники из Америки, я заставлю их пригласить меня. Я хочу учиться и работать.

– Пустые мечты, – тихо, словно разговаривая сама с собой, говорит Асма. – Никто не станет тебя приглашать.

Возможность уехать из Афганистана выглядит для Захры туманно. У владельцев афганских паспортов мало шансов получить визу во многие страны. Студенческие визы для особо талантливой молодежи доступны, но конкуренция за Фулбрайта и другие стипендии – яростная. Захра по успеваемости входит в «нижнюю» половину своего класса и всячески уклоняется от чтения книг. Что касается операций по изменению пола, ближайший вариант – Иран, где такие операции стали более обычными из-за строгого запрета гомосексуальности. Изменение пола для некоторых остается единственным способом иметь партнера того же пола, не рискуя смертным приговором.

– Так чего же ты хочешь? – повторяет Асма Захре, которая вновь появляется в дверях. – Ты не можешь жить дома со мной. Ты хочешь жениться на другой девушке? Или это я должна найти тебе жену? Тебе нужно родить детей…

Асма бросает случайное число, которое кажется ей разумным:

– Пятерых!

Это переполняет чашу терпения Захры:

– Нет! Ты с ума сошла! Просто оставь меня в покое!

И она снова уходит.

Медленно раскладывая на полу низенькую гладильную доску и начиная гладить мужнины длинные белые рубахи, Асма выглядит усталой. Она хочет покончить с этим занятием, пока не выключили электричество. Движения руки, сжимающей утюг, причиняют ей некоторую боль после того, как она весь день таскала на бедре младшую дочку.

Кроме того, ее терпение подходит к концу и из-за сопротивления Захры. Дошло до того, что они едва могут поговорить, не сорвавшись на крик, причем Захра дразнит Асму тем, что у нее слишком много детей и она редко выходит из дома.

– Как будто она смогла бы это делать, – возражает Асма. – И с каких это пор женщина должна оправдываться из-за того, что у нее много детей?

Асма беспокоится за Захру. Она предвидит, что внешний мир набросится на Захру куда как жестче, чем она, стараясь заставить дочь принять женскую индивидуальность. Возросли и преследования Захры со стороны соседей.

– Девчонки хуже всех, – говорит Асма. – Иногда они требуют, чтобы она доказала, что она девушка, – требуют, чтобы она сняла с себя одежду.

Уничтоженная этим унижением, Захра тогда бежит домой и прячется в одной из спален.

Асме тоже часто достается от соседей.

– Люди спрашивают меня, уж не третий ли она пол, нечто среднее между мальчиком и девочкой. Я им говорю – ничего подобного. Она полностью девушка. Я всем говорю – у нее все в полном порядке! Она нормальная, и у нее есть все те штуки, что есть у девушек, – Асма жестом указывает на собственное тело. – Но они кричат ей вслед «изак». Я сама слышала.

Изак – распространенное словечко, знакомое большинству афганцев как уничижительное оскорбление для человека, который не обладает выраженным полом. Действительное его значение – гермафродит, но применяется оно для любого, кто кажется другим.

Даже маленький брат Захры, которому всего шесть лет, призывает сестру надеть головной платок, виня ее в том, что она позорит семью. Иногда он ее умоляет: друзья в школе дразнят его из-за того, что его сестра – изак. Обычно Захра отвечает ему оплеухой.

Обязанность афганских родителей – верно определить момент, когда то, что было приемлемо для ребенка, становится откровенной провокацией. Несколькими днями ранее, в другом доме, мне рассказали историю о том, как 13-летняя бача пош была разоблачена одним из ее бывших соседей. До одного из членов ее футбольной команды дошел слух о том, что на самом деле она девочка. Вскоре мальчики из команды зажали ее в кружок и потребовали, чтобы она доказала свою половую принадлежность. Пока она пыталась вырваться, собрались зеваки. Ее отец побежал на выручку, сбив с ног нескольких парней за то, что они подобрались слишком близко к его дочери. Соседи пришли в ярость – но не по адресу юных обидчиков. Те-то ничего плохого не сделали. Нет, обвинения целиком легли на отца девочки. Он позволил своей дочери играть в футбол с мальчишками-подростками, и уже одно это сделало его ответственным за уличную драку. И кем его после этого назвать?

Проблема, которая возникает у афганского общества с бача пош, приближающейся к пубертату, касается не столько пола, сколько правил, общественного контроля и ожиданий, которые окружают порядочную молодую афганку. Как только она становится способна зачать, ее следует ограждать от всех мужчин до того момента, пока она не встретится впервые со своим мужем.

Эта обязанность – содержать молодую девушку в чистоте в условиях культуры чести – возлагается на мужчин, членов ее семьи. Если они провалят свою задачу, обесчещена будет вся семья. Так же как взрослая замужняя женщина должна старательно и постоянно избегать уподобления шлюхе, женщина помоложе должна демонстрировать абсолютную чистоту. Ее девственность – капитал, принадлежащий ее отцу, и его право – торговать ею. Чем более укрытой, скромной и тихой смогут показать дочь родители, тем выше ценность ее девственности. Если девушку увидят одну хоть сколько-нибудь близко с мужчиной, который не является ее кровным родственником, могут пойти слухи. Суждение всегда в глазах смотрящего. А воображение афганского «смотрящего» способно пойти вразнос.

Поскольку ни жених, ни родители жениха обычно не разговаривают с невестой до того, как будет заключена сделка, все держится на репутации девушки. Эта репутация увековечивается мнением и наблюдениями каждого, кто вступает с ней в контакт, а информация обычно добывается с помощью слухов. Таким образом, безупречность женщины лишь в очень малой степени зависит от ее собственного целомудрия. Она гораздо больше связана со «сплетнями» и с теми выводами, к которым приходят соседи, основываясь на своих наблюдениях. Жена или дочь, которой позволено достаточно свободно перемещаться, рискует превратить своего мужа или отца в глазах других в бегерат – труса, который не может защитить своих женщин.