Виа Валерия, как называли этот пустующий тракт, тянулась вдоль побережья, огибая холмы и перебираясь через русла высохших речек. В незапамятные времена владычества римских легионов Валерию старательно вымостили плитами светлого известняка и ракушечника, как можно плотнее пригнав их друг к другу. Доказательством того, что некогда здесь проходил оживленный торговый путь, служили две извивающиеся глубокие выбоины, оставленные множеством проехавших здесь колес. Теперь упорная растительность прокладывала себе дорогу, пробиваясь в щели и трещины. Гладкие плиты покрылись выбоинами, где стояла дождевая вода, столбики на обочинах, отмечающие количество пройденных стадиев, покосились, упали либо вообще исчезли. Виа Валерия дремала, погрузившись в многовековое сонное забытье – начиная с полудня путникам не встретилось ни повозки, ни всадника или бредущего по своим делам виллана из окрестной деревушки. Разве что пропылило в изрядном отдалении овечье стадо.

Единственная встреча произошла утром, почти сразу за тем, как отряд, благополучно покинув Безье, вступил на выщербленные плиты старого тракта. За очередным поворотом возникли на обочине двое верховых при одной заводной лошади – их силуэты четко выделялись на залитом утренним солнцем склоне холма. Завидев неподвижно замершие фигуры всадников, Гай и Дугал насторожились было, а Франческо вдруг дал шпоры своему коню и умчался вперед.

– Френсис! – гаркнул Мак-Лауд, приподнимаясь на стременах. – Френсис, назад! Вернись сейчас же, или я… Вот чертов мальчишка!

– Эге, да это ж Лоррейн! – воскликнул, вглядевшись, Сабортеза. На его малоподвижном лице обозначилось даже некое подобие приветливой улыбки, когда старый рыцарь подъехал поближе к загадочным всадникам. – Бог в помощь, старый бродяга!

– И с тобой да пребудет благодать Его, – один из всадников откинул с лица капюшон и церемонно поклонился. Взъерошенная копна светлых, выгоревших на солнце волос над узким сероглазым лицом, рассеянная улыбка… Лоррейн, бродячий певец, самозваный провидец, человек без роду и племени, известный, как уже убедился Гай, всем без исключения жителям здешней провинции. Бродяга где-то разжился лошадью – широкой в кости кобылой почтенных лет и выцветшей соловой масти, меланхолично щипавшей пожухлую траву на обочине. Спутник его, хрупкий угловатый юноша лет пятнадцати, уже о чем-то тихонько толковал с Франческо. – Мир вам, добрые люди. Если мы с моим другом попросимся к вам в попутчики, не прогоните?

– Да что ты, как можно! – Сабортеза являл собой прямо-таки воплощение радушия. Гай с Дугалом недоуменно переглянулись: наблюдать угрюмого храмовника в таком радостном оживлении было столь же странно, как, скажем, лицезреть улыбчивый гранитный валун. Впрочем, подчиненные Могильщика не выказывали ни малейшего удивления, лишь приветствовали бродягу уважительно и сдержанно. – Милости просим, присоединяйтесь! Вот только, э-э… путь у нас неблизкий и неспокойный…

– Я знаю, – спокойно кивнул бродяга. – Оттого и прошу дозволения сопровождать вас на этом пути. Обузой не стану, а в чем смогу – помогу.

– Конечно, конечно! – тут же согласился храмовник. – А кто это с тобой?

Спутник Лоррейна, державший в поводу груженую поклажей лошадь, скромно держался в отдалении. Сэр Гай разглядел только, что это мальчишка-подросток, еще помладше Франческо, тощий и невысокий. Дорожный наряд юнца явно обошелся ему в кругленькую сумму, низко надвинутый берет почти полностью скрывал лицо, оставляя на виду только прямые темные волосы до плеч. Парень показался Гисборну смутно знакомым, но и только – а вот у девицы Изабель, похоже, глаз оказался куда более наметанным. Мгновением раньше, чем певец открыл рот, намереваясь представить своего спутника, раздался резкий насмешливый голос мистрисс Уэстмор:

– О, только этого нам и не хватало! Старые легенды обретают новую жизнь! Феличите, дружок, не желаешь ли кое-что объяснить?

– Не желаю, – с внезапной решимостью заявил молодой человек. – Монна Изабелла, теперь это только мое дело…

– Твоих дел тут нет, Сантино, только общие, – вмешался Мак-Лауд. Он также смотрел на подростка с явным подозрением, искоса, как петух смотрит на зерно, решая: склевать или пройти мимо?..

– Что на этот раз? Нашел себе приятеля, который станет носить за тобой лютню и смотреть тебе в рот, покуда ты толкуешь о промысле Божием? Или это твой младший братец, с которым…

Он осекся, услышав смех. Смеялась мистрисс Уэстмор.

– Что тут забавного, женщина?!

– Господи, – с чувством произнесла Изабель, возводя очи горе, – боже праведный, вы, мужчины, что – поголовно слепцы? Для чего вам даны глаза – читать вывески на кабаках? «Младший брат»! Да ты посмотри на нее!

– На нее?! – тихо ахнул Гисборн.

– На нее, на нее! Должна сказать, мужской наряд ей весьма к лицу. Миледи Бланка де Транкавель, мы искренне рады вновь лицезреть вас в добром здравии!

Сабортеза издал странный звук, словно поперхнувшись. Шотландец выпучил глаза:

– Да когда ж ты успел?!

– Дурное дело нехитрое… – задумчиво протянула рыжая девица. – Ладно, господа, время не ждет. Уверена, сия юница поджидала нас только затем, чтобы попрощаться с возлюбленным и благословить его на дальнюю дорогу, да еще подарить шарфик на память. Очень трогательно. Феличите, душа моя, советую не затягивать с прощальными поцелуями. Мы спешим, а миледи Бланку с нетерпением дожидается дома отец.

– С розгами наготове, – вставил шотландец.

И тут Франческо в очередной раз всех удивил.

– Монна Бьянка поедет с нами, – заявил он, упрямо нагибая голову. – Мы так решили, и иначе не будет. Возвращаться ей некуда.

Лоррейн, почуяв назревающий скандал, отъехал подальше. Сабортеза глядел исподлобья – идея тащить с собой обузу в лице слабых женщин и влюбленных детишек храмовнику ничуть не нравилась – но пока не вмешивался. Подстегнув коня, вперед выехала Изабель.

– Ты что, не слышал, что я сказала, Феличите? – зловеще прошипела она. – Либо девица возвращается в Ренн, а мы едем дальше – либо вы, два голубка, вместе летите на все четыре стороны, и дальнейшая ваша судьба никого не интересует. Тебе ясно? Тогда выбирай.

– В кои веки полностью поддерживаю, – буркнул Дугал. – Френсис, не обижайся, но она в отряде лишняя. У нас жизнь грубая, походная. Маленькие девочки из благородных семейств такую жизнь переносят плохо, начинают чихать, ныть, что стерли седлом попку, и проситься на ручки…

– Зато большие сильные мужчины постоянно жалуются, как им скверно после вчерашнего похмелья и драки с бешеной собакой, из которой они – вот досада! – не вышли победителями, – дрожащим не то от обиды, не то от гнева голосом отчеканила Бланка. – Три дня тому, помнится, именно вы страдали и плакались на жизнь!..

– Ох ты, как мы заговорили, – недобро усмехнулся Мак-Лауд. – Ну так ведь я не по пьянке в канаву упал, милая моя. Может, напомнить имя того бешеного пса, который едва не отправил меня на тот свет? А теперь мне предлагается делить скудный ужин с его сестрицей? Оберегать ее от холода, мошкары и дурного настроения? И все оттого, что кое-кто думает не головой, а…