— А ты в наше отсутствие хорошо присматривала за нашим королевством, Кейт. Ты вместе с Сюрреем и с помощью всех этих добрых и верных солдат, что я здесь оставил. Так значит, Джемми-шотландца больше нет в живых. Интересно, что чувствует Маргарита, потеряв супруга. Тяжело без супруга, Кейт. Ты скучала обо мне?

— Очень скучала, Генрих.

— И мы потеряли ребенка. К тому же мальчика. Увы, моя Кейт. Но ты потеряла его из-за доброго дела. Я слышал, как ты потрудилась для Англии... когда тебе было нужно отдыхать...— Его глаза немного остекленели: он вспоминал о своих любовных встречах во Фландрии. Эта лукавая придворная дама, фрейлина герцогини, и та судомойка. «Ей-богу, я получил от моей фландрийской кампании намного больше, чем об этом подозревает Кейт»,— подумал он.

— Меня это печалит, Кейт. Но мы еще молоды...

Катарина подумала: во Фландрии он перенял солдатские привычки.

Глаза у него разгорелись, руки блуждали по ее бедрам. Но она не чувствовала себя несчастной. Она боялась, что он, как и раньше, будет винить ее за потерю ребенка.

Генрих много пил и хорошо поел.

— Пойдем, путь в Ричмонд был длинным,— сказал он.— Пора нам в постель, Кейт.

Глаза у него горели, так что всем было ясно, что он уводит ее не отдыхать.

Катарина не возражала, она была полна оптимизма. Будет и другой раз, и тогда все выйдет удачно.

* * *

В то Рождество при дворе царило веселье. Нужно было так много отпраздновать. Генрих предвкушал кампанию в следующем году. Его сестра Маргарита заботилась о его интересах в Шотландии, а в Ричмондском дворце для удовольствия Генриха устраивались маскарады, балы и банкеты.

В один из дней лорд Маунтджой, разговаривая с королевой, упомянул о своей родственнице, семья которой хотела, чтобы она получила место при дворе.

Уильям Блаунт, лорд Маунтджой, был одним из самых больших друзей Катарины. Он был ее камергером и одним из немногих серьезных людей при дворе. Катарина очень его уважала и старалась настроить короля в его пользу. Друзья Маунтджоя не были при дворе, это были ученые мужи, такие как Коле, Линейкер, Томас Мор.

До сих пор король проявлял мало интереса к своим более серьезно настроенным подданным. Его ближайшими друзьями были те, кто хорошо танцевал или отличался на турнирах — такие люди, как Уильям Комптон, Франсис Брайан, Николас Кэрью, Чарльз Брэндон.

Но иногда Катарине казалось, что на ее глазах Генрих взрослеет. Он довольно долго оставался юнцом, но, в конце концов, была уверена Катарина, из него выйдет мужчина, и тогда он заинтересуется этими учеными.

— Я думаю об этой моей родственнице,— говорил Маунтджой.— Ей пятнадцать или шестнадцать... хорошенькая девочка, и ее родители хотят, чтобы она получила место при дворе Вашего Величества.

— Вы должны привести ее ко мне,— сказала Катарина.— Не сомневаюсь, мы найдем здесь для нее место.

Итак, на следующий день Маунтджой привел с собой маленькую Бесси Блаунт к королеве.

Девушка присела в реверансе и, скромно опустив глаза, покраснела под испытующим взглядом Катарины. Милое создание, подумала та, и если умеет танцевать, вполне подойдет для участия в рождественском маскараде.

— Вы умеете танцевать придворные танцы? — спросила Катарина.

— Да, Ваше Величество.

— И вы хотите у меня служить. Ну, я думаю, это можно устроить.

— Благодарю вас, Ваше Величество.

— Вы умеете играть на музыкальных инструментах или петь?

— Я играю на лютне, Ваше Величество, и немного пою.

— Тогда, пожалуйста, дайте мне вас послушать.

Бесси Блаунт взяла инструмент, предложенный ей одной из фрейлин Катарины, и, усевшись на стул, принялась перебирать струны лютни и петь под этот аккомпанемент. Пела она песню собственного сочинения короля:

Нет выше наслаждения,

Чем дружеское общение.

Хоть это и не нравится кому,

Однако, отрицать никто не станет.

Так буду, с божьей помощью,

Всю жизнь так наслаждаться

Охотой, песнями и танцами.

Пока она сидела там, распевая, с ребячески распущенными по плечам золотисто-рыжеватыми волосами, дверь распахнулась и вошел король.

Он услышал слова и музыку песни, увидел девочку, которая их пела, и слова замерли у него на губах. Он остановился и стоял очень тихо, и те, кто с ним был, поняв по его позе, что это команда к молчанию, тоже очень тихо стояли за ним. Когда песня подошла к концу, король выступил вперед.

— Браво! — закричал он.— Замечательно. И кто же наш исполнитель?

Бесси встала, и румянец на ее щеках сравнялся с цветом ее волос.

Она упала на колени с опущенными глазами и ее длинные золотистые ресницы, более темного по сравнению с волосами оттенка, скрыли ее большие фиалковые глаза.

— Ха! — воскликнул Генрих.— Не нужно стыдиться, дитя мое. Это было достойно похвалы.— Он обернулся к присутствующим.— Разве не так?

Раздался хор утвердительных голосов от тех, кто стоял с королем, а Катарина сказала:

— Это малышка Бесси Блаунт, Ваше Величество, родственница Маунтджоя. Она получит у меня место.

— Рад это слышать,— сказал Генрих.— И раз она так поет, то украсит ваш двор, Кейт.

— Я так и думала.

Генрих подошел к девушке и взял ее за подбородок. Та подняла свои испуганные глаза к его лицу.

— Если вы будете при нашем дворе, мы должны просить вас об одном, госпожа Бесси. Вы знаете о чем?

— Нет, Ваше Величество.

— Тогда мы вам скажем, Бесси. Не нужно нас бояться. Нам нравятся наши подданные, которые играют нашу музыку и поют ее хорошо, как вы. Вам незачем нас бояться, Бесси. Помните это.

— Да, Ваше Величество.

Он слегка подтолкнул ее и повернулся к королеве.

Маунтджой дал дрожащей девушке знак удалиться. С видимым облегчением она быстро вышла, а Генрих начал разговаривать с королевой о каком-то номере в представлении. Но на самом деле он об этом не думал, перед глазами у него стояла эта хорошенькая девушка, которая, сидя на стуле, так сладко пела его собственную музыку.

* * *

Никогда король не был так полон энергии, как в то Рождество. В тот год проводились самые веселые представления, а банкеты обильнее, чем когда-либо раньше. Катарина скрывала свое утомление от этой бесконечной череды удовольствий, затягивавшихся далеко за полночь, так как король, казалось, никогда не уставал. Весь день напролет он охотился или же сражался на турнире; его великолепная фигура в своих сверкающих доспехах с золотыми украшениями все время была на виду. При звуке столкнувшихся копий раздавался его смех, и один за другим перед ним падали его противники.