– Запрещаю! – постарался было рыкнуть «молчи-молчи», но вышло не слишком убедительно. Особенно если учесть, что руки от раненой половины головы он так и не отнял, боясь, что кровь зальет глаз. – Ты не имеешь…

– Заткнись, Иван Михалыч. – Память услужливо подсказала имя контрразведчика. – Ваську спасай, он важнее. Ему еще вон этих сук с неба ссаживать.

За спиной снова затарахтели пулеметы. На этот раз немецкий ас вознамерился довести дело до конца. Да и боекомплект заканчивался – не возвращаться же с пустыми лентами? Русских самолетов в воздухе, конечно, уж который день практически не видно, но рисковать не хочется. Вдруг наткнется на какую-нибудь уцелевшую «крысу»?

– Вперед! – заорал Леха, первым прыгая вниз с откоса. – Вы – направо!

Сам он широкими скачками помчался влево. В голове было пусто и весело. И отчего-то почти совсем не страшно. Хоть он и понимал, конечно, что жить осталось, очень может быть, меньше минуты. На голом поле от самолета, как и от танка, хрен убежишь, будь ты хоть мастером спорта по бегу…

За спиной глухо бухнуло и загудело жадно рвущимся из разорванного бака пламенем – «мессер» поджег-таки несчастный грузовичок. А вот то, что русские разделятся и начнут разбегаться, словно тараканы, оказалось для пилота крайне неприятным сюрпризом. Пока пытался изменить прицел, удалился от цели почти на три сотни метров, так что пришлось снова разворачиваться и возвращаться.

Проводив взглядом бегущих к опушке особиста с летуном, которого Батищев практически тащил на себе, Степанов усмехнулся и забрал еще больше в сторону. Заслышав за спиной надоедливый воющий зуд, резко обернулся, припал на колено и выпустил по «мессеру» весь магазин. Попасть даже не стремился, скорее, напугать, показывая, что жертва – немец все-таки выбрал целью именно его – еще способна огрызаться. Наконец боек сухо щелкнул, и Леха устало прикрыл глаза, сквозь неплотно сжатые веки глядя на приближающуюся смерть. Возможно, это была просто игра обостренного опасностью воображения, возможно – нет, но лично он был уверен, что видит сквозь сверкающий диск пропеллера кривую ухмылку на лице немецкого пилота. Оставалось одно – стрелять-то он все одно станет с упреждением, – кувыркнуться в самый крайний миг в сторону, уходя из прицела. Глядишь, и получится…

Дах-дах-дах-дах… Дах-дах-дах…

Какие-то посторонние, но такие знакомые, звуки, доносящиеся из-за спины, заставили Леху вздрогнуть. Что за хрень?! Откуда в этом времени крупнокалиберный «Утес» или «Корд»?! Остекление кабины «сто девятого» брызнуло осколками, от капота полетели какие-то рваные клочья, сквозь пробоины тут же полыхнуло огнем, задымило. «Мессершмитт» дернулся, словно бегущий человек, получивший неожиданный пинок в лицо, встал на дыбы, крутнулся вокруг продольной оси… и стремительно ринулся к земле, до которой оставались считаные десятки метров.

– Е… вашу мать! – заорал десантник, зачем-то отбрасывая автомат («ага, чтоб расплавленным металлом казенные сапоги не прожгло» – как водится, не вовремя хихикнуло подсознание) и уходя кувырком в сторону. Успел – самолет рухнул метрах в двадцати, заставив почву тяжело содрогнуться. Хрестоматийно отвесив челюсть, Леха глядел на вздувшийся огненный шар, постепенно вытягивающийся вверх черным грибом. Мгновение спустя волна горячего, воняющего сгоревшим бензином и какой-то химией воздуха властно ударила в грудь, протащила по земле – и оставила в покое. Сверху еще сыпались комья выдранной взрывом глины, какие-то мелкие обломки и хлопья, когда Степанов осторожно поднялся на подрагивающие от нервного напряжения ноги. Не глядя на уродливую пылающую проплешину, оставленную разбившимся истребителем, повернул голову туда, откуда раздалось спасительное «дах-дах-дах».

На опушке леса стояла выкатившаяся задом из-под деревьев автомашина. Самый настоящий пикап – десантник даже не думал, что в этом времени подобные существовали. Передняя часть практически один в один как у сгоревшей полуторки, позади – небольшой, даже короче кабины, металлический кузов, в котором раскорячился на явно самопальной треноге крупнокалиберный «ДШК» с паутинным кругом зенитного прицела. Вот только цвет у автомобиля был странный. Вовсе не привычное армейское хаки, а какой-то едко-зеленый, сугубо гражданский – обычно в подобный красят заборы и гаражи. Видимо, после начала войны машинку забрали из какого-то автопарка, наскоро перекрасив тем, что нашлось под рукой. Возле пулемета замерли двое красноармейцев в касках; еще один, в пилотке, выглядывал из-за автомашины.

Замысловато выругавшись, Леха подобрал автомат и помахал рукой неожиданным спасителям. Несколько секунд постоял неподвижно, окончательно приходя в себя и бездумно глядя на раскиданные взрывом измятые куски дюраля и какие-то обломки. Одна из плоскостей по иронии шутницы судьбы воткнулась в землю почти вертикально да так и застряла. И, глядя на черный с белой окантовкой крест, парень неожиданно припомнил знаменитые строки Владимира Семеновича: «Им даже не надо крестов на могилы, сойдут и на крыльях кресты». Кстати, в той песне как раз про «мессер» речь шла. Вот уж точно угадал поэт: символичненько вышло, ага…

– Разведка, ты чего, ранен? – обеспокоенно закричал контрразведчик, помахав рукой. – Чего застыл? Контузило? Помощь нужна?

– Не нужно, – пробормотал под нос Леха, ничуть не беспокоясь, что с сотни метров его все равно никто не услышит. – Просто достало меня все… сильно достало, нереально просто… жил себе спокойно, в экспедиции ездил… Ирка, вон, опять же, классная девчонка… и перед Палычем неудобно, запил небось от переживаний… Может, мамка права и на самом деле стоило доктором становиться или там менегером каким… – Парень потряс головой, прогоняя дурацкие мысли. – Ладно, хрен с вами, не орите, сейчас иду… еще до Берлина топать…

Так-так-так!» – говорит пулеметчик, Так-так-так!» – говорит пулемет…

В. Дыховичный

История столь вовремя пришедших на помощь зенитчиков оказалась по-фронтовому незамысловатой, как и многие сотни подобных. Шли в составе колонны, пробили колесо. Заменив скат, стали догонять своих, однако через километр запортачил мотор. Чтобы не торчать посреди дороги, над которой периодически пролетали немецкие разведчики, вручную откатили пикап к лесу – метрах в ста впереди дорога понижалась, и насыпь становилась достаточно пологой для безопасного съезда. Поскольку из всех троих в двигателях немного разбирался только один, бывший матрос-моторист, ныне выполняющий функции шофера и второго номера пулеметного расчета, провозились долго. Когда собрались уезжать, заметили полуторку и хотели подать знак, чтобы дальше двигаться вместе, но не успели – появился «Мессершмитт». Остальное известно: зарядили пулемет и сшибли немца первой же очередью. Собственно, второй очереди и быть не могло: то ли патрон перекосило, то ли боеприпас оказался бракованным.

Самое интересное, что никто из них профессиональным зенитчиком не был и по самолетам ни разу не стрелял. Вообще ни разу. Да и с «ДШК» до вчерашнего вечера знакомы были только теоретически. Зенитчиками же стали случайно – после нескольких дней боев и постоянных немецких авианалетов полк остался практически без собственной ПВО, пришлось использовать то, что удалось найти. Пикап реквизировали у местных почтальонов, наспех перекрасив найденной у них же краской – так что с этим Леха угадал. Правда, краска оказалась какой-то неправильной, жутко воняла и, несмотря на жару, упорно не желала окончательно высыхать, местами до сих пор прилипая к пальцам. Новенький, что называется, «в масле», пулемет без станка и щита нашелся в одном из батальонов. Треногу соорудили из подручных средств при помощи ребят из рембата, а прицел позаимствовали у разбитой прямым попаданием зенитной установки из четырех «максимов». Ну, и выехали вместе с колонной для защиты ее от атак с воздуха. Вот только пробитое колесо и засбоивший мотор все равно оставили товарищей без прикрытия… хотя самолет свежеиспеченные зенитчики, как ни крути, сбили. Чему до сих пор не переставали удивляться: когда Леха дотопал до автомобиля, стрелок все еще продолжал возбужденно размахивать руками, тыча в направлении горящих обломков, и орать товарищам нечто вроде: