иногда настолько сильных, что он даже задумывается о самоубийстве. Однажды, когда ему было около 13 лет, его разбудила гроза небывалой силы: «Вспышки молний предваряли и сопровождали каждый удар грома, они повторялись так часто и были столь ослепительными, что Филарет увидел в них отблески того огня, который когда-то явится, чтобы поглотить весь мир». Роберт поклялся, что если он переживет эту ночь, то впредь будет «более бдительно исполнять свой религиозный долг»[271]. Бойль будет всю жизнь разрываться между религиозным скептицизмом и благочестием, и даже перед смертью признается в том, что его постоянно преследовали «богохульные мысли»[272].

В это время в Англии бушевала гражданская война. Первой вспышкой стало Ирландское восстание 1641 года. Роберту тогда было 14 лет. Они с братом получают письмо от отца, в котором тот сообщает о разворачивающихся событиях и о том, что он находится в осажденном замке и вынужден отказать им в содержании, поскольку и сам лишен средств. Граф не может позволить сыновьям вернуться в Англию в таких стесненных обстоятельствах и советует либо ехать в Ирландию, либо вступить в ряды английской армии, воюющей в Нидерландах. Маркомб находит деньги на дорогу, и старший брат Фрэнсис отправляется в Ирландию, а Роберт, не отличающийся крепостью духа, предпочитает вернуться с семейством Маркомб в Женеву.

Военный конфликт затягивается на несколько лет, и в конце концов семидесятипятилетний граф был вынужден отказаться от своих земель и вскоре умер. Со смертью отца заканчивается действие запрета на возвращение в Англию, и в 1644 году семнадцатилетний Роберт, заложив драгоценности, которыми его снабдили Маркомбы, едет через Францию в Англию. Из Портсмута он направляется в Лондон в дом сестры Кэтрин Джонс в Сент-Джеймсе[273], где она живет с четырьмя детьми, фактически брошенная своим расточительным мужем, виконтом Ранелахом. Увидев брата, она заключает его в объятия «с радостью и нежностью любящей и преданной сестры»[274]. Эта встреча стала началом близких отношений, которые они сохранили на всю жизнь.

В Лондоне он узнает, что получил по наследству поместье Столбридж в Дорсете. Это имение, купленное в свое время его отцом, пользовалось дурной славой. Сын его прежнего владельца, обвиненного в «противоестественных действиях» (эвфемизм, принятый в XVII веке для обозначения однополых отношений), после того как тот был повешен, продал поместье графу Корку. После смерти графа поместье перешло к Роберту, где он и поселился, дабы вести уединенную жизнь помещика.

Поместье оказалось разоренным войной. Пострадал главный дом, и почти все крестьянские дома пустовали. На вырученные от продажи леса деньги Роберту удалось нанять работников, чтобы привести в порядок дом и наладить хозяйство. В свободное время он регулярно пишет сестре, сопровождая письма коротенькими поучительными рассказами на разные темы: «О том, как следует есть устрицы» (Upon the eating of Oysters), «О том, как давать мясо собаке» (Upon the manner of giving meat to his dog), «О прогулках в горах, пении и жаворонках» (Upon the mounting, singing and lighting of larks). Кэтрин познакомила своих влиятельных друзей с литературными опусами брата, и вскоре эти тексты обрели такую популярность, что были опубликованы в книге «Случайные размышления о нескольких предметах» (Occasional Reflections Upon Several Subjects). Книга пользовалась успехом, а литературный стиль Бойля нашел отражение в памфлете Джонатана Свифта «Размышления о палке от метлы. В подражание стилю и манере “Размышлений” досточтимого Роберта Бойля» Meditation Upon a Broomstick. According to the Style and Manner of the Honourable Robert Boyle’s Meditations), написанном в сатирически подражательной манере. Сам автор во вступлении отмечает: «Но, пожалуй, скажете вы, палка метлы – лишь символ дерева, повернутого вниз головою. Подождите, что же такое человек, как не существо, стоящее на голове»[275].

Пусть литературная ценность книги неоднозначна, она принесла Бойлю дополнительные средства, которые позволили ему оборудовать лабораторию в Столбридже, где он наконец приступил к занятиям алхимией, которая считается излюбленной наукой гуманистов. Он пишет: «Восторг, который я испытываю в своей лаборатории, сродни райскому блаженству». Несмотря на современное отношение к алхимии как к чему-то несерьезному, мы не можем не признавать, что она действительно обеспечивала инструментами для исследования природы материи и как таковая является предшественницей современной химии. Дистилляция, определение кислот и щелочей, получение чистого металла – все эти технологии были впервые разработаны в лабораториях алхимиков. Однако наряду с экспериментальными методами исследования алхимия занималась эзотерическими превращениями на основе магических формул и рецептов, которые звучат довольно странно в современном мире, например: «Изменение и соединение моря и женщины на границе зимы и весны»[276].

Впрочем, молодой Бойль, кажется, был увлечен этими захватывающими магическими превращениями. Он восторженно пишет о находке, обнаруженной на берегу острова Сомбреро, – червяке, который «превратился сначала в дерево, а потом в камень». Не менее восторженно звучит в его пересказе история о «химике-чужестранце», который как-то в одной гостинице во время путешествия по Франции повстречал странствующего монаха с тонзурой. Тот утверждал, что «имеет власть над духами и может вызывать их, когда пожелает, если только он [ученый] не испугается их жуткого обличья». Ученый промолчал в ответ, и тогда монах «проговорил какие-то слова и в комнате появились четверо волков и стали бегать вокруг стола, за которым они сидели». «Вид их был настолько ужасен», что ученый почувствовал, «как волосы у него встали дыбом, и тогда он попросил своего собеседника сделать так, чтобы они исчезли, что и произошло после того, как монах снова произнес какие-то слова». Оправившись от ужаса, эти двое «насладились ужином в обществе прелестных куртизанок…». Несмотря на их попытки соблазнить его, он сторонился их. И все-таки ему удалось задать им несколько вопросов про философский камень, и тогда «одна из них написала что-то на листе бумаги… прочитав написанное, он все понял». Впрочем, как всегда бывает в подобных историях, куртизанки «исчезли вместе с листом бумаги, а в его памяти не осталось и следа от прочитанного».

Сегодня мы относимся к таким историям как к выдумке, однако в XVI и XVII веках многие из величайших умов Европы пытались разгадать тайные смыслы экзотических названий ингредиентов, криптографических надписей и мистических историй. Если бы Бойль продолжал заниматься только алхимией, он остался бы неприметной фигурой в истории архаической протонауки. Однако его имя принято связывать с поворотным моментом в истории современной научной мысли. Его собственное превращение из мистика в ученого олицетворяет рождение современной науки из мистицизма и гуманизма и показывает, как бритва Оккама проложила дорогу к истине сквозь тернии лжеучений.

БОГИ, ЗОЛОТО И АТОМЫ

В начале XVII века гуманистическая философия переживает кризис. Многие маститые философы, заблудившись в дебрях мистицизма, стали подвергать сомнению гуманистическую веру в созидательную способность человека. Рене Декарт, величайший философ XVII века (родившийся в 1596 году,