– Он здесь. – Гибсон крепче сжал миску. – У меня. – Розмари внезапно преобразилась и стала похожа на ангелочка: вот-вот два белых крыла поднимут ее к потолку.

– Стоп! – начал Тео Марш. – Что мы имеем? – И сам ответил: – Ловушку.

– Ловушку! Ловушку! – подхватил Ли Коффи. – Я понимаю, что вы имеете в виду. Попалась в собственную ловушку. – Он указал на Этель пальцем.

– Угу. Вот и разберемся. – Тео обошел вокруг мисс Гибсон. – Этель, вы, конечно, знаете, что нами управляют силы подсознания. Грубые и низменные. Так? – Он начал усваивать манеру выражаться, как Ли Коффи.

Теперь Этель выглядела совершенно глупо.

– Вы сказали, что не слышали полицейских предупреждений. Ха-ха-ха! – Смех был совсем невеселым. – Но, дорогая моя, подсознание слышит все. Это вам известно. Звонили из лаборатории и ничего не сказали. А вы ничего не спросили.

– Так мы и поверили! – подхватил водитель автобуса. – Куда подевалось ваше хваленое подсознание? А? Ведь оно есть у всякой твари божьей!

– Подсознанию ничего не стоит сложить два и два и получить результат, – продолжал Тео. – Вот и выходит, что вы хотели убить своего брата и его жену.

Этель уставилась на него.

– И почти убили. В вашем соусе смертельный яд. И не пытайтесь нас разуверить, что вы этого не хотели. – Он заложил большие пальцы за вырезы жилета и стал похож на шерифа из вестерна.

– Я… – прокаркала Этель, – не слышала никакого предупреждения. Не понимаю… – Наконец она стала что-то соображать. – Вы хотите сказать, что мы могли заболеть?

– Вы могли умереть, – отрезал Ли Коффи.

Ее глаза полезли из орбит.

– Но раз не получилось, пожелали покончить с собой. Объясните механику. – Тео повернулся к водителю автобуса.

– Все складывается, – с энтузиазмом подхватил тот. – Мы скажем, каков был ее мотив.

– Секс? – расцвел художник.

Мистер Гибсон не проронил ни звука.

– Ничего не складывается. Прекратите вы оба! – возмущенно потребовала Розмари.

Художник не обратил на нее внимания, только скользнул по своей жертве неприветливым взглядом.

– Подсознательно.

– Тео! – предостерегающе начала миссис Ботрайт.

– Ли! – проговорила Вирджиния точно таким же тоном.

Плечи водителя автобуса опустились, и он, словно извиняясь, примирительно развел руками. Но продолжал ухмыляться.

Гибсон с обожанием смотрел на жену. «В добром сердце моей любимой живет сострадание, – думал он. – Если это наивность, насколько мила и очаровательна ее наивность». Разъяренная Розмари встала рядом с Этель на ее защиту.

– Когда Этель включает музыку, она не прислушивается к словам. Приучила себя к этому, в результате не обратила внимание на полицейское сообщение. Она не пыталась никого убить. У нее не было подобных намерений. И не могло быть. Если бы что-нибудь случилось, это был бы несчастный случай. Вам это прекрасно известно. – Розмари обожгла художника взглядом. – Поэтому не говорите гадостей.

– Розмари… – Голос Этель сорвался. – Я в самом деле ничего не понимаю. Говорю правду: никому не хотела причинить вреда.

– Конечно, нет. – Розмари погладила ее, словно испуганного ребенка. – Не обращай внимания на эти подковырки. Я верю, ты никому не желала зла.

У Гибсона путались мысли.

«Мы с Розмари должны помочь бедняжке Этель – отважной, невезучей, вероломной, обделенной любовью». Пару раз он как будто отключался. Все что-то выговаривали Этель, он не мог этого вынести. Он пришел в себя и увидел, что по-прежнему сидит на стуле, крепко сжимая миску с отравленной пастой. И глядит перед собой.

Теперь Этель сидела одна.

Миссис Уолтер Ботрайт соединилась с полицией и учила их, как следует поступить. «А ведь послушаются», – у Гибсона не было сомнений.

Медсестричка не нашла никого, кто хотел бы коньяку, и, сев на пол подле Этель, потягивала сама.

Художник и водитель автобуса хватали друг друга за руки, Тео при этом подпрыгивал в интеллектуальном восторге и без передышки бормотал:

– Ловушка! Ловушка!

– Попался, который кусался, – вторил ему Ли Коффи.

Пару минут назад Джини подхватилась и побежала к двери, крича: «Надо рассказать бабушке». А Пол, который только что радостно обнимал дочь, полез с объятиями к Розмари. Гибсон рассудил: ему все равно что обнимать – попалось бы тело помягче.

Он сам обнимал миску и думал: «Кто бы мог предсказать такую сцену?» И его обуревал восторг.

Но размышлял над этим недолго. Вцепившись в миску, он радовался в душе и праздновал сам с собой завершение этой истории. В это время на подъездной аллее остановилась полицейская машина, и из нее вышел коп.

Он был молод и не очень понимал, зачем его послали. Подошел к двери коттеджа, но не успел постучать, как она перед ним открылась – ее приглашающим жестом распахнул маленький человечек с пляшущими от смеха глазами. Под руку его держала тоненькая женщина с каштановыми волосами. Она улыбалась и помогала поддерживать деревянную миску со спагетти, которую они вместе несли. Пара, подобно слаженным танцорам, одновременно отступила на шаг и, кивнув головами, пригласила войти.

В маленькой прихожей высокий красавчик мурлыкал в телефон:

– Все хорошо, дорогая. Все правда хорошо. Скоро я буду дома. – Коп понятия не имел, что тот говорит с тещей.

В гостиной немелодично насвистывал сквозь зубы жилистый пожилой мужчина в красной рубашке и, подергивая худыми ногами, вел в вальсе легко ступающую величавую матрону, одетую в бело-бежевый наряд.

Еще один мужчина в кожаной куртке склонился, чтобы поцеловать в губы нисколько не сопротивляющуюся, сидящую на полу миленькую блондинку нордической наружности. Она держала в руке стаканчик, из которого что-то вытекало ему на шею. Он нисколько не возражал.

Полицейский оценил открывшуюся перед ним сцену. Он понимал, что его послали задать вопросы. «И что я могу поделать?» – спросил он себя, глядя на женщину среднего возраста с простоватым лицом, которая молча сидела посреди всеобщего веселья, глядя на ковер. «Видимо, от сильного потрясения, – решил коп. – Вот она-то, наверное, и потеряла по неосторожности яд».

Но мужчина у двери, немного поколебавшись, сказал:

– Нет, это я. Но, слава богу, теперь со мной все в порядке.

Это был понедельник.

День рождения Великого человека выпал на грядущую субботу. Праздник предстоял пышный, но без теплоты и сердечной приветливости. Управляющий отелем «Бомонт» Пьер Шамбрен почувствовал напряженную атмосферу, которую испытал всего раз в жизни, когда ждал в приморском городке в Британии команды президента Эйзенхауэра «Вперед!». Господину Шамбрену уже приходилось участвовать в подготовке торжеств в честь Великого человека, но тогда он взялся за дело с младенческим неведением. Среди гостиничных управляющих Шамбрен считался знатоком своего дела и полагал, что праздник, каким бы изощренным и дорогостоящим ни планировался, не может поколебать спокойствие его мирка. Но ошибся. Великий человек обладал непревзойденной способностью превратить даже невинное крещение ребенка в настоящий ад. Его отличали особенно изощренные формы садизма, поэтому в предстоящие шесть дней не только ни один служащий отеля, но даже ни один постоялец не мог рассчитывать остаться в стороне.