Духи русского дипломатического ведомства, со своей стороны, напрягали все силы, дабы вовлечь в военные действия Вьетнам. И дело понемногу ладилось. Соблазну территориальных приобретений в Юньнане, Гуанси и Джуане, которые (приобретения) будут надлежащим порядком узаконены положениями международного права после капитуляции Поднебесной, противостоять было трудно. В этих областях издавна жили родственные вьетам племена, говорившие на схожем наречии, не требующем толмача, – панвьетнамским настроениям это обстоятельство уже не один десяток лет давало пищу. В признании этих приобретений Россия давала Ханою свои полные заверения. Помимо обещаний, в качестве аванса Россия прямо сейчас готова была де юре признать протекторат Вьетнама над Лаосом и Камбоджей, существующий де факто уже едва ли не четверть века. Усилия русской дипломатии на этом направлении имели известный успех еще и потому, что родовая память вьетов не могла простить китайцам обидный исторический сюжет – хань на протяжении последних тысячелетий то явно, то слегка смягчая форму, вели дела с вьетами, которых они называли юэ, не как с полноценными людьми, а, скорее, как с разновидностью домашней скотины. Так янки вели дела с самими китайцами в эпоху железнодорожного освоения очищенной от индейцев территории. Долг красен платежом – как не поддаться искушению реванша?

Корея держала угрюмый нейтралитет, с трудом переваривая последствия недавнего объединения, осуществленного на конфедеративной основе. Зато Япония, с одной стороны, злорадствуя по случаю возникших проблем у еще недавно столь успешного желтого соседа, с другой стороны, никак не могла сочувствовать России, некогда надругавшейся над ее самурайской спесью и до сих пор соскребавшей тралами крабов и черпавшей сетями сайру в ловчих угодьях Итурупа и Шикотана. Да и как не воспользоваться ситуацией, чтобы урвать свой кусок в драке двух гигантов, – это выглядело бы со стороны загребистых японских духов преступным небрежением. В конце концов, трагическое противоречие между масштабом островной территории и поголовьем населяющего ее народа по–прежнему требовало разрешения. В силу этих обстоятельств сердитые духи Японской империи во все горло протестовали против неограниченного использования русскими военными кораблями Корейского пролива безо всякого согласования с Токио. Одновременно под шумок Япония возрождала ВПК и вынашивала милитаристские планы. На островах Цусима были срочно заложены форты, где предполагалось установить крупнокалиберную береговую артиллерию и развернуть системы ПВО и ПРО – уже закупались через третьи страны зенитно–ракетные комплексы. В этом деле Токио открыто помогали британские специалисты по фортификации.

Война, как гигантская воронка, все сильнее засасывала в свой озаренный мрачным огнем зев народы и страны, срывая их с повседневной орбиты и швыряя в пекло. Мир разделился. Комитет безопасности все–таки вынес резолюцию, осуждающую оккупацию Монголии китайскими войсками, однако тут же Британия и Североамериканские Штаты попытались провести резолюцию, признающую военные действия России чрезмерными – превышающими разумную необходимость. Штука не прошла. Содружество наций раскололось на два непримиримых лагеря, тем самым поставив под сомнение само свое существование: Старый Свет за исключением Британии, Польши, Эстонии и Мальты, страны Ближнего Востока, а также Иран, Индия, Вьетнам и ряд стран Латинской Америки приняли сторону России; англосаксонские державы, Япония, Грузия, Катар и Пакистан вместе с упомянутыми Польшей, Эстонией и Мальтой стояли за Китай и, бряцая нервными угрозами, требовали отвода русских войск. Именно такой – ослабленный, со сбитой спесью – Китай был им угоден. Остальные государства, включая занявший особую позицию в Британском содружестве Австралийский Союз, от прямых оценок уклонялись. Поднебесная, бесспорно, выглядела во всей этой истории агрессором и разжигателем, но инвестиции китайского дракона в чужие экономики достигали несказанных размеров – стержневые духи и целые политические кланы многих стран были им куплены с потрохами. К тому же имелись и геополитические резоны: Австралийский Союз вынашивал планы по изменению расстановки мировых сил, дабы в будущем занять доминирующее положение в западном крыле Азиатско–Тихоокеанского региона. И в этих планах Россия виделась австралийским духам–стратегам скорее союзником, нежели недругом.

Перечню событий итог подвел Главный дух кочевой Русской империи. Он сказал: война отвратительна, но воистину велики та страна и тот народ, которые твердо исполняют как обязательства дружбы, так и обеты гнева, и он, Главный дух, не более чем гарант этой любви и этого воздаяния. Но и не менее. Он грозно обещал Поднебесной и тем, кто попытается оспорить право его страны на милость и возмездие, не только войну земли, воды, воздуха и огня, но и войну снов, которая продолжит терзать врага даже тогда, когда остальные битвы останутся в прошлом.

Такие новости сообщил нам вещий глас в аналитической программе, на которую Князь случайно наткнулся, манипулируя настройками. Удивительно, но в обстоятельствах масштабного военного столкновения ни Китай, ни кочевая Русская империя даже не пытались привести в действие свои ядерные жупелы. Это как нельзя лучше подтверждало правильность некогда провозглашенной Объединенным петербургским могуществом отмены ожидаемого конца света, который – по версии Брахмана – уже случился. Надо признать: жизнь человечества не удалась. Оно скользило задом по жирной грязи в бездну греха, и исправить это положение, как горбатого – могила, само собой, мог лишь конец света, но, подобно горбатому, отягощенный родовой порчей мир не спешил обрести исцеление. И тут наш жрец с описанием медленного взрыва, а не мгновенного стирания был, видимо, наиболее близок к истинной картине. По крайней мере такой, вытесненный из сознания полностью либо удаленный на периферию осмысления, финал был для человечества вполне приемлем.

Мы выезжали из Павловска, чистые после огненной мистерии внутри и снаружи, как вываренные с краниометрической целью черепа (не скажу про Мать–Ольху: досталось ли ей на женском отделении пару – не знаю), загруженные продуктами и с новой, незасвеченной связью. Когда после хорошей бани оказываешься на воздухе и легкий ветерок овевает твое лишенное веса тело, в эту минуту, не изменяя твоего сознания пошлой звездной пылью или небом в таблетках, Господь, да воссияет Его слава, показывает тебе, что такое рай. Эта мысль пришла мне в голову, пока я, обдуваемый нежным зефиром, брел от бани до машины.

Успешно проведенная операция по замене болталок вдохновляла нас на дальнейшие подвиги.

– Японцам бы помалкивать, – не откладывая работу над образом при помощи пудреницы и скрытого в ней зеркальца, подала голос с заднего сиденья розовая Мать–Ольха. – Мы им еще Лазо не простили.

Меня не оставляло ощущение, имеющее форму даже не догадки, а вложенного премудрым ангелом знания, что время, подобно низменному веществу, способно при определенных условиях изменять свойства и принимать разные агрегатные состояния. Наше, проживаемое стаей здесь и сейчас время, безусловно, имело плотность, но при этом оставалось невесомым, как туман, и не позволяло зависать угодившим в него и не приспособленным к парению в мгновениях предметам. А то, другое время, разлитое над землей, где шла война, было сгущено, так что одна и та же единица его измерения включала гораздо больше событий, нежели могло позволить себе наше парн?е время, очаровательно колышущееся при дуновении судьбы. Так замерзшая вода вмещает в себе больше воздуха, чем жидкая, отчего кочующая льдина не тонет.