потихоньку прилегла подле него. И давай пощипывать да поглаживать его, так что Гийом пробудился от сна и, повернувшись к ней, тоже стал щупать ее сверху донизу, а когда понял, что это вовсе не его жена, то пришло ему на ум испробовать, не лучше ли она его собственной половины. Ну а поскольку сверху виднее, то он и взгромоздился на нее да и задал ей жару, но жена его ничего не почуяла, ибо спала крепким сном. Ну а Гийом, решив, что он достаточно потрудился, решил вздремнуть чуток для отдыха. Немного спустя, часа через два после полуночи, опять Жеанова супруга принялась за Гийома. И вновь он оседлал ее, но на сей раз так рьяно взялся за дело, что жена его заслышала шум, проснулась и, поведя вокруг себя руками, нащупала своего муженька, который как раз нанизал на свой вертел ее соседку.

— Ах, черти бы вас забрали! Так-то вы меня обошли! — закричала она. — Ну нет, не бывать по-вашему!

Тут вскочила она с постели и проворно зажгла свечу) когда бедняга Гийом увидел свет, он также вскочил с постели, а Жеанова супруга так и осталась лежать, не зная, что сказать или сделать, столь она была поражена. Жена Гийома, которая сперва никак не могла решить, чем поколотить изменницу, схватила наконец ночной горшок, отнюдь не пустой, да и давай колошматить ее этим горшком, залив ей лицо мочою, а поскольку горшок был глиняный, то он и разбился на куски от ударов. Тогда жена ручкой от горшка еще исполосовала лицо сопернице, приговаривая при этом:

— На, получай, шлюха проклятая! Я тебя приютила и от побоев мужниных уберегла, а ты вон как мне отплатила!

И давай опять колотить ее ручкою от горшка, так что беднягу Гийома жалость взяла и он осмелился вступиться и разнять женщин, успокаивая их, как мог, и говоря:

— Голубушка, да не гневайся же так, клянусь душою, я ведь думал, что это ты, так что не держи на меня зла!

Тут Гийомова жена, выслушав мужа, поостыла немного, но еще не вовсе унялась и опять обратилась к жене Жеана:

— А зачем это ты, шлюха подлая, перебралась на ту сторону постели и взялась за моего мужа?

На что та принялась просить у ней прощения, говоря, будто поступила такие подумавши, забыв, что она не у себя дома, и полагая, что это своего мужа она эдак урабатывает, дабы получить от него еще разок удовольствие себе. Делать нечего, пришлось Гийомовой жене поверить ей на слово, и кое-как помирившись, провели они вместе остаток ночи.

Утром, в привычный час, Гийом отправился работать к хозяину, где и всегда он трудился, а там встретил Жеана, который сидел уже за работою. Надо вам знать, что жена последнего, когда совсем рассвело, распрощалась с хозяйкой дома, кротко поблагодарила ее за гостеприимство и, дрожа от страха, что все откроется, вернулась к себе в дом, весьма удрученная расцарапанной своей физиономией, на которую и в зеркало-то взглянуть было страшно. Вот выходит она из дому и отправляется туда, где работал ее муж. И тот, увидя, как она вся ободрана, весьма пораженный, спрашивает ее:

— Эй, жена, кто учинил вам эдакое? Ввечеру, когда я собрался вас отлупить, ничего такого не было.

— Клянусь святым Жеаном, — говорит она в ответ, — это жена злодея Гийома, — того, что подле вас сидит, — меня эдак разукрасила.

— Ну и ну! — говорит Жеан Гийому, — а ведь это не дело!

— И это еще не все, мой дружочек, — продолжает жена, — есть кое-что похуже, черт бы побрал нашего соседа.

— А что же он такого содеял? — спрашивает Жеан.

— А вот что, — говорит она. — Этот злодей Гийом два раза мною попользовался, пока я спала вместе с ними в их постели.

— Ах, дьявол тебя подери! — говорит Жеан, — а ведь это совсем не дело!

— Да, ей-богу, — кричит Гийом, — все вы тут наврали бесстыдно, ибо вовсе не спали тогда, и уж коли до того дошло, так я скажу всю правду вашему мужу. Сперва-то вы лежали за моею женой, у стенки, а после встали да ко мне под бочок и давай месить мне живот и кое-что пониже. Вот я и оседлал вас, думая, что имею дело со своей женой, так оно все и вышло, — заключил Гийом.

Жеана эти слова совсем ошарашили, — что обухом по голове, и он вскочил с места, желая опять поколотить жену, но та убежала; тогда двое мужей помирились и пошли выпить, дабы скрепить свое примирение, ибо худой мир все лучше доброй ссоры, ну а уж добрый мир куда лучше смертельного побоища.

Бонавантюр Деперье

Новые забавы и веселые разговоры[99]

Новелла I

В виде предисловия

Намереваясь доставить вам развлечение и в обществе, и в уединении, и где вам угодно, я приберегал для вас эти веселые рассказики к тому времени, когда будет заключен мир,[100] но видя, что дело с переговорами затягивается и что не знают даже, с какого конца за них взяться, я, положившись на милость божию в их благополучном исходе, решил забежать вперед, дабы разбавить ваши печали весельем и дать вам возможность хоть ненадолго забыть о тяжелых временах. Я пришел даже к заключению, что именно теперь самое удобное время преподнести их вам, ибо ведь только больные нуждаются во враче. И заметьте, что, доставляя вам развлечение, я оказываю вам немалую услугу — это самый лучший из всех подарков, какие только посильны для человека. Лучшее житейское правило — bene vivere et laetari.[101] Может быть, кто-нибудь станет уверять вас, что главное условие счастья — это умение подавлять свой гнев, поменьше говорить, слушаться чужих советов, быть умеренным и приобретать друзей. Что же? И это все очень хорошо. Но сколько бы вы ни ломали себе головы, лучшего правила вы не придумаете: хорошо жить и веселиться. Чрезмерная сдержанность вас изнурит, молчаливость измучит, советы обманут, воздержание иссушит, друзья вас покинут. Да и стоит ли унывать? Не лучше ли веселиться в ожидании радостей, чем горевать о том, что не в нашей власти? — Но как я могу веселиться, когда обстоятельства не позволяют мне этого? — возразит кто-нибудь из вас. Друг мой, постарайтесь свыкнуться с ними, притерпитесь к своему положению, примиритесь со всеми невзгодами и перестаньте горевать о непоправимом, — это только усиливает вашу печаль. Доверьтесь мне, и вам будет хорошо — я на личном опыте убедился, что стофранковой