Джардир сжал копье крепче.

– Но она не моя, – продолжил Пар’чин. – И никогда не была моей. И не твоя, Ахман, с ребенком или нет. Если ты этого не усвоишь, твое дело пропащее.

– Значит, ты больше не желаешь ее? – спросил Джардир, не веря ушам. – Не может быть. Она блещет, как солнце.

Послышался быстрый топот копыт, и Пар’чин с улыбкой повернулся к своей дживах ка, мчавшейся во весь опор в предрассветной мгле. Она ехала без седла на огромной кобыле, ведя за собой четырех таких же здоровенных лошадей. Их копыта, ярко светившиеся от магии, пожирали расстояние со скоростью вдвое большей, чем у красийского скакуна.

– У меня свое солнце, Ахман, – сказал Пар’чин. – Два спалят дотла.

Устремившись навстречу жене, он ткнул в сторону Джардира пальцем:

– Ты уже получил достаточно солнца, чтобы превратить землепашеский край в очередную пустыню. Подумай об этом.

Ренна спрыгнула с лошади, и Арлен поймал ее в объятия, целуя в ответ. Он сосредоточился, приводя в действие наплечные метки тишины. Арлен не думал, что Джардир возразит, хотя и увидит магию и поймет, что они скрывают свои слова. Мужчина имеет право поговорить с женой наедине.

– Все ли в порядке в Лощине? – спросил Арлен.

Ренна тоже увидела магию и ответила, уткнувшись ему в грудь, чтобы нельзя было прочесть сказанное по губам:

– В порядке, насколько возможно. Надеюсь, ты прав – эта луна будет легкой. Они не готовы к большему, тем более без нас.

– Доверься мне, Рен, – сказал Арлен.

Не отрываясь, Ренна дернула подбородком, и Арлен понял, что она указывает ему за спину, на Джардира.

– Ты уже сказал ему?

– Ждал тебя, – покачал головой Арлен. – Скажу, как только взойдет солнце.

– Можешь пожалеть, что сперва отдал ему копье.

Арлен пожал плечами и улыбнулся:

– Это не домин шарум с кучей правил честного поединка. Если дела пойдут плохо, меня же подстрахует Ренна Тюк?

Ренна поцеловала его:

– Всегда.

Джардир отвел глаза, давая Пар’чину и его жене побыть вдвоем. Ее прибытие с лошадьми сулило скорую отправку на встречу с принцами алагай, и Джардиру не терпелось пройти испытание, но он также досадовал. Вдвоем они с Пар’чином наконец-то начали достигать согласия. Непредсказуемая дживах ка могла нарушить хрупкое равновесие.

И вот над горизонтом показалось солнце. Джардир глубоко вздохнул, погружаясь в утреннюю медитацию, тогда как трупы алагай дымились и возгорались. Эверам всегда восстанавливал порядок вещей. Джардир должен и впредь следовать инэвере.

Когда пламя погасло, они отвели лошадей в конюшню за потаенной башней. При близком рассмотрении животные предстали гигантами, величиной с верблюдов. Дикий мустанг, скитавшийся по зеленым землям, набрался сил в еженощной борьбе с алагай. Шарумы Джардира поймали и укротили сотни таких, но эти особи были поистине великолепны.

Черный жеребец, упрятанный в меченую броню и увенчанный парой металлических рогов, способных проткнуть скального демона, тыкался мордой в руку Пар’чина и мог быть только его прославленным Сумеречным Плясуном. Пегая кобыла дживах ка была почти такого же роста, вся в метках, начертанных на пятнах и вырезанных на копытах.

Были еще два жеребца и кобыла, все с мечеными седлами и копытами. Могучие бестии – удивительно, что Сумеречный Плясун удерживал их в строю. Они били копытами и становились на дыбы, но проследовали за ним в стойло.

– Нас только трое – зачем пять лошадей? – вопросил Джардир. – Пар’чин, кого еще ты позвал в этот священный поход? Ты заявляешь, что нуждаешься в моей помощи, но держишь в неведении насчет твоих планов.

– Планировалось, что нас будет трое, Ахман, но возникло препятствие. Надеюсь, ты поможешь его устранить.

Джардир непонимающе взглянул на него. Пар’чин вздохнул и кивнул в сторону дальней стены конюшни:

– Иди за мной.

Он убрал с пути старый коврик, с которого осыпались пыль и сено. Под ним скрывался люк с кольцом на крышке. Подняв ее, сын Джефа спустился во тьму. Джардир настороженно последовал за ним, не забывая, что сзади идет дживах ка Пар’чина. Джардир не боялся ее, но аура показала, что она сильна. Достаточно, чтобы дать Пар’чину серьезное преимущество, если дойдет до схватки.

Коронное видение восстановилось, когда они соскользнули во мрак, но метки Пар’чина и так зажглись, рождая бегущие тени, по мере того как сын Джефа вел их к тяжелой двери, окованной сталью и покрытой мощными метками.

Пар’чин отворил ее, и свет упал на узников – мужчину и женщину в одних бидо.

Обнявшиеся Шанджах и Шанват подняли глаза, щурясь от внезапного света.

333 П. В., осень

Избавитель!

Шанджат и Шанвах вскочили на ноги и бросились в стороны. Без покрывал и одежды румянец и виноватое выражение на лицах были очевидны.

Их ауры и правда соответствовали виду, смущение и стыд стали почти осязаемы. Джардир оценил ситуацию, и глаза его потемнели. Пусть Шанвах легла с Шанджатом добровольно, она его дочь! И племянница Джардира. У Джардира не осталось другого выхода, как только приговорить старого друга к смерти.

Он мрачно рассмотрел эту мысль. Шанджат служил ему верой и правдой еще с детских времен, проведенных в шарадже, и был хорошим мужем его сестре Хошвах. К тому же Шанджат и его шарумы весьма пригодятся Джардиру на Первой войне. Может быть, удастся отложить приговор до окончания Шарак Ка. Дать верному слуге возможность погибнуть на когтях алагай, с честью уйти одиноким путем и предстать перед судом Эверама.

– Прости нас, Избавитель, мы подвели тебя! – возопил Шанджат, не дав Джардиру вымолвить ни слова. Он и Шанвах упали на колени и уткнулись лбами в грязный пол. – Клянусь Эверамом, мы сделали все, чтобы бежать и продолжить искать тебя, но Пар’чин…

– …укрепляет нашу камеру магией хора, – встряла Шанвах.

Из-под ее грязных ногтей сочилась кровь. Джардир видел в меточном свете борозды, которыми они с отцом покрыли каждый дюйм их темницы.

Он оглядел помещение, не находя ни одежды, ни покрывал. Конечно, Пар’чин раздел их и обыскал, прежде чем заточить. Даже он не настолько глуп, чтобы оставить им орудия для побега. В камере не было ничего, кроме ночного горшка с крышкой, слишком маленького и хрупкого, чтобы превратить его в действенное оружие.