– А что черноризцы? Небось сразу бросились им одно место лизать да немецкое оружие в молитвах славить?

Виктор резко побледнел, встал надо мной, как грозовая туча. Глаза мгновенно из усталых – суровые. Голос звучит глухо и твердо:

– Еще раз такое про Церковь и священнослужителей скажешь – не посмотрю что раненый. Пойдешь на все четыре стороны.

– Витя, ты чего?

– Ничего. Если бы ты знал, сколько «красные» здесь дел наделали, держал бы язык за зубами. Тут многие «гансам» служить будут не за страх, а за совесть, припомнив старые обиды. И просто чтоб ты знал, я церковным старостой буду, а до того десятку на Соловках отмотал за веру свою.

Тут уж пришел мой черед бледнеть:

– Так ты, выходит, немцам служить будешь? Не за страх, а за совесть? Тогда что ж ты меня спас, или за «ганса» принял? Так-то не так! Ошибся ты, староста!

– Охолони! Документ твой при тебе был, что энкавэдэшник ты, прекрасно знаю. Но ведь образ Божий живет в каждом человеке, опять же, ты на шее крест носишь, не пропащий человек. И за немцев я не ратую. За кнут рассказать не успел.

А кнут таков: всех коммунистов, комсомольцев, активистов – к ногтю! Всех, кто раненых у себя приютил, расстреливают на глазах у всей деревни, чтобы другим неповадно было и руку новых хозяев чувствовали! Так что я с тобой уже по острию хожу, но коли что – смерть за други своя приму, христианским подвигом спасусь. И если пошел такой разговор, в прошлую войну я с «гансами» не братался. Накоротке с ними общался только в штыковых.

Уже чуть остыв, я протянул Виктору руку:

– Прости меня. Видишь как, не понял тебя. Просто подумал, что раз немцы церкви открывают…

– Так Церковь Богу служит, а не «гансам». Это Господь сподобил, чтобы храмы открывали и службы в них вели и люди могли в них утешение найти, и помощь, и надежду. А что касается молитв, так не было и не будет в истории русской Православной церкви, чтобы за победу врага молились!

– А точно все церковники понимают, что немец враг?

– А как тут не понимать? В церкви люди неглупые, грамотные в основном, с пониманием. Разве Гитлер верующий, хоть и католик? Он-то, конечно, верующий, только верит в Одина, Тора и Локи и прочих языческих богов, суть демонов. Он оккультист, состоял, а теперь руководит новоязыческими сатанинскими орденами, оттуда и берет вдохновение и жестокость. У себя в Германии он папскую церковь прижал, хотя и хитрит, до полномасштабных гонений не доводит. А здесь храмы открывает только потому, что ему сейчас это выгодно. Однако и нам это выгодно, потому и открываемся. Но за победу врага молиться не будем, тут не сомневайся.

Я же в эти секунды вспомнил про немецкие позывные – Локи, Валькирия… Да, Виктор прав. И ведь не только Гитлер или фанатики эсэсовцы сатанисты. На моих глазах простые часовые, еще когда мы искали «окна» в системе пограничных патрулей, беседовали про богов прошлого, про Рагнарек. Тогда мне показалось, что это просто забава, ночные разговоры с целью нагнать жути, прям как в детстве. Но если допустить, что хотя бы часть немцев относятся к этому серьезно, что они верят в Гитлера, как посланца богов прошлого, то на выходе мы получаем фанатиков, лишенных понятий человеческой морали. Но действительно уверовавших, что они эталонная нация и имеют право уничтожать тех же евреев, цыган, славян… просто потому, что те принадлежат к «низшим расам». И идеи Гитлера о превосходстве собственной расы и сплочения народа перерождаются в руководство к действию по истреблению «низших». В памяти тут же возникли образы видений о человеческом крематории… Климов обманулся и здесь.

– Но вот ты же сам себе противоречишь. Неужели те священнослужители, что так пострадали от советской власти, разве они не думают о том, что власть эту нужно ликвидировать?

– Думать, может, и думают, и думали, и верили, когда на Москву шел Деникин, а на Петербург Юденич. А сейчас на Родину напал враг, и двадцать второго июня, еще до выступления Молотова, Патриарший блюститель митрополит Сергий обратился к верующим с воззванием, в котором благословил христиан сражаться с захватчиками. Русская православная церковь разделит судьбу народа.

– Ну и что, теперь, значит, все должны его послушаться?

– Плохо ты знаешь Церковь, Никита. Да, должны, поскольку в православном служении послушание – высшая добродетель.

Оставалось лишь только недоверчиво покачать головой.

…Постепенно я иду на поправку. Раны зарубцевались, воспаление практически полностью спало, по крайней мере, меня больше не лихорадит. Как я понял, определенный лечебный эффект дала гребля, о чем не преминул спросить.

– Я от Ивана Степановича про этот способ прослышал. Больше, конечно, напоминало сказку, да и сам Степаныч привел его в качестве примера медицины древних, сегодня не практикуемой. Просто с тобой у меня других вариантов-то и не оставалось.

А история, в общем-то, простая. Древние викинги, как сам понимаешь, не имели никаких лекарств. А раны, полученные в бою, воспалялись так же, как и сегодня, наверное, даже еще чаще.

И был у них простой, но действенный способ. Когда викинга охватывала лихорадка, он садился один в тяжелую лодку и греб, сколько сможет. Если сердце выдерживало, зараза уходила из ран с потом.

– Так, значит, и мое сердце выдержало? Хм, а я уж думал, действительно чудо.

– Так чудо и есть. За весла садятся в сознании, а я-то тебя на болоте подобрал уже полумертвого. И легче тебе не становилось. А потом, когда у тебя уже совсем жар сильным стал, ты вдруг заметался, задергался, пытался встать, не приходя в чувство. Я подсобил, а иначе бы все. И ведь не слышал я о таком, чтобы когда человеку совсем плохо становилось от лихорадки, он был способен даже просто встать. Так что вот тебе и чудо.

Виктор теперь целыми днями пропадает в деревне, где восстанавливает храм, освященный во имя Георгия Победоносца. Церковный староста весь как-то подобрался, просветлел лицом, стал веселее и энергичнее – что значит воплощать мечту в жизнь своими руками!

Как-то раз вечером, когда он уже пришел домой и после еды мы пили чай, я решил расспросить своего спасителя о его службе в армии. Решение это пришло не просто так: я собрался продолжить свою войну с немцами, и мне нужны были люди. Да и не только люди: любая информация о противнике (разведданные), контакты с местным населением, запасная база, связной и прочее, и прочее. Разговор получился довольно интересный:

– В пятнадцатом я на фронт ушел, попал в пехотную часть.

– Во как! Самый тяжелый год! Тогда ведь практически без артиллерии воевали.

– Что верно, то верно. Хотя знаешь, ведь на войне и в армии в целом все зависит от командира.

Вот пример. Артиллерия у немцев была, конечно, сильной, снарядов много – но не до бесконечности. Тяжелые гаубицы, которые траншеи в фарш превращали, работали по нам только перед наступлением. Полковые же трехдюймовки были хороши атаку подавить да пулеметы заткнуть, но окопы от них защищали надежно.