В первом зале с длинной стойкой бара свободных столов не оказалось вовсе, в дальнем было не столь людно, да и публика подобралась куда более степенная. Более тихая – так уж точно.

– Кружку сливочного стаута, – попросил я, кидая на стойку мятую пятерку.

– Закуски?

Я окинул взглядом исписанную мелом доску и заказал первое попавшееся на глаза блюдо:

– Большую порцию картошки по-бельгийски, пожалуйста. – А потом указал на телефонный аппарат. – Можно от вас позвонить?

Бармен кивнул, и я снял трубку, посылая мысленные молитвы Создателю, чтобы Рамон Миро оказался в конторе.

– Опять ты? – нисколько не обрадовался тот моему звонку.

– Вытащи меня отсюда! – прошептал я, не спуская взгляда с входной двери. – Дело серьезное, мне срочно нужна помощь!

– Где ты?

– Пивная «У прогульщика» на… – Я посмотрел на бармена и спросил: – Как называется эта улица?

– Кюри.

– На улице Кюри. Знаешь, где это?

– Буду через полчаса, – ответил Рамон и бросил трубку.

Я оставил в покое телефонный аппарат, взял свое пиво и занял один из столов у прохода, с таким расчетом, чтобы видеть входную дверь. Мокрый плащ я убрал на вешалку, револьвер поначалу укрыл полой пиджака, потом переложил на колени. Столешница прекрасно маскировала его от чужих взглядов.

Никто в здравом уме не станет открывать стрельбу на глазах у такого количества свидетелей, и все же меня не оставляло некое иррациональное чувство, будто я не принимаю в расчет какое-то чрезвычайно важное обстоятельство. Захотелось даже улизнуть через черный ход, но коридор упирался в уборные, и другого выхода из подвального помещения попросту не было. Если только через кухню…

Рискнуть или дождаться Рамона? И сколько вообще его ждать?

Я взглянул на левое запястье и чертыхнулся, не обнаружив там хронометра.

Закинув в рот несколько ломтиков жареной картошки, я без всякого аппетита прожевал их, запил глотком пива и решил все же покинуть бар через черный ход, если таковой имеется, а не сидеть в пивной в ожидании бывшего напарника. Но только приподнялся с лавки, как резким толчком распахнулась входная дверь и лязгнул о каменный пол заброшенный с улицы металлический цилиндр. И сразу – еще один!

Гранаты!

Сметая на пол посуду, я опрокинул стол набок, рассчитывая укрыться от осколков за прочными досками столешницы, но цилиндры оказались не гранатами, а дымовыми шашками. Раздался сдвоенный хлопок, и помещение вмиг затянули непроницаемо-черные клубы едкого дыма. Из глаз полились слезы, и сразу над головой дважды резко стукнуло, как если бы в стену одна за другой угодила пара пуль.

Но выстрелов при этом не прозвучало! Я ничего не расслышал!

Следующая пуля попала в край перевернутого стола, и тогда я пальнул в сторону входной двери, метя заведомо выше, чтобы случайно не зацепить никого из студентов, а сам пригнулся и перебежал из зала в боковой коридор. За спиной щелкнуло о стену запоздалое попадание, но я не стал открывать ответной стрельбы и ввалился в кухню, которая еще не успела толком заполниться дымом.

Сгибаясь в три погибели от приступа надсадного кашля, я всунул швабру в ручку двери, а только сместился в сторону – и деревянная филенка прыснула щепками, когда преследователь открыл огонь прямо через нее.

Я дважды выстрелил в ответ, уловил отголосок чужого страха и быстро присел за кухонную плиту, но, сколько ни вертел головой по сторонам, дверь черного хода не заметил. Здесь не было даже окон, только у дальней стены попался на глаза подъемник для провизии и бочонков с пивом.

Не колебался я ни мгновения. Сотрясаясь от кашля, рванул к подъемнику, передвинул рычаг и заскочил на дрогнувшую платформу. Надсадно загудел паровой привод, и заслышавший подозрительный шум преследователь потерял всякую осторожность. Несколькими сильными ударами он вышиб издырявленную пулями дверь и ворвался внутрь.

Я выстрелил по окутанной клубами дыма фигуре и промахнулся, а убийца спешно укрылся за железным шкафом и открыл ответную стрельбу, но к этому времени платформа уже подняла меня из подвала.

Вырвался!

Из люка я вывалился в небольшой дворик, поднялся на ноги и заковылял прочь, на ходу вытирая носовым платком катившиеся из глаз слезы. Как на грех, вскоре проезд меж домами вывел меня обратно на улицу, где от затянутого дымом бара разбегались перепуганные студенты. Я развернулся и побежал в противоположном направлении, а только заскочил за угол – и сразу наткнулся на неспешно кативший навстречу полицейский броневик.

И все бы ничего, но в правой руке у меня по-прежнему был зажат револьвер!

Просто забыл о нем. Совсем вылетело из головы! Дьявол!

Я попятился, но тут дверца броневика распахнулась, и наружу высунулся Рамон.

– Лео! – махнул он рукой. – Это мы!

Сипя от натуги, я подбежал к самоходной коляске и буквально ввалился в кузов. Рамон запрыгнул следом и рывком захлопнул боковую дверь.

– Лео, что у тебя опять стряслось? – потребовал он объяснений.

– Меня хотели убить!

– И?

Я вкратце ввел бывшего напарника в курс дела, и тот недолго думая отправил в бар племянника – осмотреться на месте, а если получится, то и прихватить оставленные на вешалке фуражку и плащ.

– У тебя есть патроны к «Веблей – Фосбери»? – спросил я, вытряхнув из револьвера четыре стреляных гильзы, а когда Рамон достал из железного ящика под лавкой картонную коробку, добавил: – Мне понадобится охрана.

– Уже отправил человека по твоему адресу.

– Мне нужен телохранитель, – поправился я. – Плачу пять тысяч в месяц.

Рамон Миро только покачал головой.

– Извини, Лео. Ничего не выйдет. Не хочу влезать в твои дела…

– Ты уже в них влез.

– …больше необходимого.

Я лишь усмехнулся.

– Боюсь, тебе придется.

Красноватая физиономия Рамона потемнела.

– Это шантаж?

– Это деловое предложение. Шесть тысяч.

– Лео, от тебя одни неприятности!

– Неприятности неизбежны в любом случае, предлагаю минимизировать ущерб. Если я не возьму ситуацию под контроль, достанется всем. Это не угроза. Это объективная реальность.

– Проклятье! – выругался Рамон Миро. – На кой черт я только с тобой связался!

– Ты получил пятьдесят тысяч за два часа работы, – напомнил я, заряжая револьвер. – И получишь еще шесть.

– Десять, – сдался мой бывший напарник.

– Семь, и это мое последнее слово.

– Что надо делать?

– Пока – ничего. Просто прикрой меня.