таким же анонимом, каким был Сталин, когда умер Ленин», и что «после Берии Жданов пользуется самыми широкими полномочиями в советской системе безопасности».

Этот слух, возможно, насторожил Сталина. Ведь именно Жданова он решил сделать своим вероятным преемником, когда вернулся из отпуска. Но не исключено, что эти мысли пришли в голову вождю еще раньше и он успел даже в какой-то мере намекнуть об этом Жданову перед его отъездом в Хельсинки. Тогда налицо была опасная утечка информации, характеризующая, кстати сказать, Жданова, далеко не с лучшей стороны – как болтуна. Но не исключен и другой вариант – версия «Дейли Мейл» представляла собой чисто логико-аналитическую конструкцию, не основанную ни на какой конкретной информации. И тогда эта статья, быть может, стала одним из дополнительных, хотя и далеко не решающих толчков, чтобы остановить свой выбор именно на Жданове. Может быть, Сталину польстило сравнение Жданова с ним самим в момент смерти Ленина. Иосиф Виссарионович думал, что как раз такая «серая лошадка», не слишком засветившаяся как публичный политик, зато с немалым бюрократическим опытом, сможет уверенно взять власть в свои руки после его, Сталина, смерти. Особенно если он сам будет Жданову в этом помогать.

Все усиливавшиеся слухи о болезни и даже собственной смерти Сталину стали уже изрядно надоедать. Он начал подозревать (или демонстрировать соратникам, что подозревает), что излишняя, на его, Сталина, взгляд, уступчивость Молотова англичанам и американцам вызвана тем, что Молотов хочет им понравиться и тем самым увеличить шансы на признание со стороны Запада в качестве сталинского наследника. Фактически Вячеслав Михайлович шел прямиком в расставленную ему ловушку. 5 декабря Иосиф Виссарионович в шифровке, адресованной Молотову, Маленкову, Кагановичу и Берии, обрушился на Вячеслава Михайловича: «Дня три тому назад я предупредил Молотова по телефону, что отдел печати НКИД допустил ошибку, пропустив корреспонденцию газеты «Дейли Геральд» из Москвы, где излагаются всякие небылицы и клеветнические измышления насчет нашего правительства, насчет взаимоотношений членов правительства и насчет Сталина. Молотов мне ответил, что он считал, что следует относиться к иностранным корреспондентам более либерально и можно было бы пропускать корреспонденцию без особых строгостей. Я ответил, что это вредно для нашего государства. Молотов сказал, что он немедленно даст распоряжение восстановить строгую цензуру. Сегодня, однако, я читал в телеграммах ТАСС корреспонденцию московского корреспондента «Нью-Йорк Таймс», пропущенную отделом печати НКИД, где излагаются всякие клеветнические штуки насчет членов нашего правительства в более грубой форме, чем это имело место одно время во французской бульварной печати. На запрос Молотову по этому поводу Молотов ответил, что допущена ошибка. Я не знаю, однако, кто именно допустил ошибку. Если Молотов распорядился дня три назад навести строгую цензуру, а отдел печати НКИД не выполнил этого распоряжения, то надо привлечь к ответу отдел печати НКИД. Если же Молотов забыл распорядиться, то отдел печати НКИД ни при чем и надо привлечь к ответу Молотова. Я прошу Вас заняться этим делом, так как нет гарантии, что не будет вновь пропущен отделом печати НКИД новый пасквиль на советское правительство. Я думаю, что нечего нам через ТАСС опровергать пасквили, публикуемые во французской печати, если отдел печати НКИД будет сам пропускать подобные пасквили из Москвы за границу».

На следующий день с подачи Молотова четверка отрапортовала, что во всем виноват «стрелочник» – заместитель заведующего отделом печати Горохов, не придавший должного значения злополучной телеграмме. К тому же 4 декабря ТАСС сообщил содержание ранее задержанной цензурой, а теперь опубликованной в «Дейли телеграф энд Морнинг Пост» статьи московского корреспондента Рэндольфа Черчилля (сына лидера консерваторов) о правительстве СССР. Там заявлялось, что 13 членов Политбюро коммунистической партии «представляют собой подлинное и действительное правительство России. Жданов, Маленков, Андреев и Берия, – пишет Рэндольф Черчилль, – являются более мощными фигурами, чем Молотов, и именно из числа их, вероятно, выйдет преемник Сталина».

Насчет А. А. Андреева корреспондент попал пальцем в небо. Как раз незадолго до этого, 10 ноября, Сталин сообщал четверке, что из-за болезни Андрей Андреевич не может долго оставаться наркомом земледелия. А вот мысли Черчилля-младшего по поводу Молотова и других потенциальных преемников Иосиф Виссарионович учел, в скором времени отодвинув в тень наркома иностранных дел и возвысив Жданова.

Попытка «четверки» оправдаться и перевести стрелки на третьестепенного чиновника лишь усилила сталинский гнев. 6 декабря Сталин обратился уже только к Маленкову, Берии и Микояну, игнорируя Молотова: «Вашу шифрограмму получил. Считаю ее совершенно неудовлетворительной. Она является результатом пассивности трех, с одной стороны, ловкости рук четвертого члена, т. е. Молотова, с другой стороны. Что бы вы там ни писали, Вы не можете отрицать, что Молотов читал в телеграммах ТАССа и корреспонденцию «Дейли Геральд», и сообщение «Нью-Йорк Таймс», и сообщение Рейтера. Молотов читал их раньше меня и не мог не заметить, что пасквили на советское правительство, содержащиеся в этих сообщениях, вредно отразятся на престиже и интересах нашего государства. Однако он не принял никаких мер, чтобы положить конец безобразию, пока я не вмешался в это дело. Почему он не принял мер? Не потому ли, что Молотов считает в порядке вещей фигурирование таких пасквилей, особенно после того, как он дал обещание иностранным корреспондентам насчет либерального отношения к их корреспонденциям? Никто из нас не вправе единолично распоряжаться в деле изменения курса нашей политики. А Молотов присвоил себе это право. Почему, на каком основании? Не потому ли, что пасквили входят в план его работы?

Присылая мне шифровку, вы рассчитывали, должно быть, замазать вопрос, дать по щекам стрелочнику Горохову и на этом кончить дело. Но вы ошиблись так же, как в истории всегда ошибались люди, старавшиеся замазать вопрос и добивавшиеся обычно обратных результатов. До вашей шифровки я думал, что можно ограничиться выговором в отношении Молотова. Теперь этого уже недостаточно. Я убедился в том, что Молотов не очень дорожит интересами нашего государства и престижем нашего правительства, лишь бы добиться популярности среди некоторых иностранных кругов. Я не могу больше считать такого товарища своим первым заместителем.

Эту шифровку я посылаю только вам трем. Я ее не послал Молотову, так как не верю в добросовестность некоторых близких ему людей. Я вас прошу вызвать к себе Молотова, прочесть ему эту мою телеграмму полностью, копии ему не передавать».

После такой телеграммы вполне мог последовать арест. Все участники драмы это понимали. Маленков, Берия и Микоян уже предвкушали, что четверка превратится в тройку, а главный из потенциальных наследников разделит судьбу Зиновьева и Бухарина. 7 декабря тройка телеграфировала Сталину: «Вызвали Молотова к себе, прочли ему телеграмму полностью. Молотов, после некоторого