Попытаюсь еще раз собрать основные известные мне факты, характеризующие участие евреев в подготовке, проведении и утверждении русской революции. А процесс этот очень тонкий и сложный, и одной какой-то характеристикой суммировать его, мне кажется, невозможно.

Само существование революционного движения, «революционного процесса», в России, по-видимому, никак не связано с еврейским влиянием. Крупнейшими идеологами, зажигавшими сердца революционной молодежи, были Герцен, Бакунин, Чернышевский, Лавров, Писарев, Михайловский. Среди них не было евреев. Поворот революционеров к терроризму начинается выстрелом Веры Засулич, душой террористов были Желябов и Михайлов.

Но постепенно в этот революционный поток начинает вливаться еврейская струйка. Среди плеяды «шестидесятников», наиболее влиятельными из которых были Чернышевский и Добролюбов, видное место занимал происходивший из евреев Зайцев. (В своих воспоминаниях Тихомиров пишет о нем, что он происходил из евреев и какой-то особенной ненавистью ненавидел Россию.) Тогда же впервые проявил себя Марк Натансон, игравший потом большую роль в революционном движении. Уже маститым патриархом он стал одним из вождей левых эсеров (под кличкой Бобров) и при разрыве их с большевиками создал группу, поддерживавшую большевиков. Участие евреев в революционном движении на первоначальном этапе можно иллюстрировать такими цифрами. Объемистая, наполненная большим количеством конкретных данных книга Волка «Революционное народничество 70-х гг.» состоит из двух томов, т. I описывает события первой половины десятилетия, т. II – второй половины. Оба тома снабжены списком упоминаемых фамилий. Если из этого списка выделить всех, так или иначе связанных с революционным движением (террористов, пропагандистов, распространителей листовок и т. д.), то окажется, что среди них евреи составляли в первый период 4–5 %, а во второй – около 10 %. Известный народоволец Аптекман в книге «Земля и Воля 70-х гг.» приводит состав «основного кружка» «Земли и Воли». В нем 25 человек, и евреями являются, по-видимому, Марк и Ольга Натансон, Зунделевич и Аптекман. В 1877 г. «Большой Совет» «Земли и Воли» состоял из 17 человек, среди которых было 3 еврея. Организаторами «Черного передела» были 18 человек, из которых опять 3 еврея.

Эта небольшая, хотя все расширяющаяся струйка привносила, однако, совершенно особый человеческий материал. Основное противоречие, мучившее тогдашнюю революционную молодежь, заключалось в следующем. Все они, конечно, были «народниками», готовыми жертвовать всем, вплоть до жизни, ради народа. Но вот когда в период «хождения в народ» они с этим народом столкнулись, то оказалось, что их идеи и принципы с убеждениями народа несовместимы. Стоило им начать агитацию против царя или Бога, как их хватали, вязали, вели в полицию. Причем бывали случаи, когда полицейские, не желая связываться с «барчуками», пытались отпустить их, а крестьяне требовали расписку в том, что агитаторы в полицию представлены, вызывая неудовольствие, а часто и притеснения в отместку. Ситуация была столь разительной, что никаких сомнений не оставляла.

Перед революционерами лежали три пути, как ярко описывает по личным впечатлениям Тихомиров. Можно было применить к жизни свой принцип, что «народ знает правду», или, по крайней мере, признать, что он имеет право жить по своим убеждениям. Кто избрал такую точку зрения, должен был из революционного движения уйти, о них мы в его истории не узнаем. Второй путь заключался в том, чтобы «просветить» народ, т. е. путем пропаганды изменить его убеждения. Избравшие этот путь отправлялись в деревню фельдшерами, учителями и т. д. Но в большинстве случаев окружающая жизнь – болезни, бедность, недоедание – производили такое впечатление, что одни из деревни бежали, а других затягивала эта жизнь, и заботы окружающего крестьянства заслоняли для них цели революции. Такие для революционного движения тоже были потеряны. Наконец, оставался третий путь: делать революцию вопреки воле народа либо, обманув, его же руками, либо без него – через террор. Совершенно сознательно разрабатывалась градация агитационной литературы: что можно давать читать народу, а что давать лишь учителям, агрономам и фельдшерам (против Бога и царя) – народу же давать читать «неудобно». Распространялись даже поддельные грамоты от имени царя с призывами к переделу земли или восстанию. Поскольку и этот путь оказался не действенным, остался путь террора, но с мучительным сознанием, что вершится этот террор вопреки желаниям и принципам обожествляемого народа.

И вот тут появились молодые люди, у которых все эти, говоря современным языком, «комплексы» полностью отсутствовали. С народом их никакие положительные чувства не связывали, к нему с детства было внушено отношение как к чуждой и враждебной среде, «объекту» их деятельности. Эти люди легко могли усвоить абстрактную схему и сосредоточить все силы на ее осуществлении. Мироощущение этого нового типа революционеров передают, например, мемуары Аптекмана. Он пишет:

Разумеется, Аптекман пишет это лишь для того, чтобы сказать, что он понял свою ошибку. Но как он ее исправил – это, пожалуй, еще характернее:

Судя по мемуарам, на это понадобилось всего несколько месяцев! Полюбил ли Аптекман в таком пожарном порядке русскую историю и что он из нее понял, этого он не сообщает, но дальше мы узнаем, что он отправился в народ проповедовать социализм. С сожалением он обнаружил, что эта пропаганда абсолютно не воспринимается, и пришел к выводу: «…мы сим не победим народа…» Вот такого полного преодоления народнических сантиментов, способности сознательно занять позицию враждебной стороны (народ надо победить) мы у русских современников Аптекмана не встретим.

В 60-е годы, в разгар народнических настроений, Зайцев писал, что «народ глуп и туп», что не следует «ставить его на пьедестал», как это делают демократы, но «действовать против него решительно»: опять тот же мотив борьбы с народом, его покорения.

Другой революционер – Дейч – вспоминает, что многие еврейские революционеры произошли из захолустных местечек, в детстве даже не говорили по-русски. Таким было, например, детство Геси Гельфман, пока она, взяв с собой узелок своих вещей, не отправилась в город «изучать гойскую науку». Какой взгляд на окружающий народ с детства впитывали эти юноши, воспитанные в местечках, управляемых кагалами, можно представить себе, например, по высказываниям И. Шахака, Алексеева и отрывкам из книги Брафмана, приведенным в гл. 4.

Могло бы показаться удивительным, что молодые люди, с детства чуждые русской жизни, совершенно не знавшие народа, скоро становились вождями революционного движения. На самом деле это понятно: именно они могли освободить движение от груза старых представлений о «служении народу», привить взгляд, что народ, наоборот, надо «победить», «действовать против него решительно». А это высвобождало силы для практической, революционной работы.