Наскоро попрощавшись с пастором, Сьерра незаметно выскользнула из боковой двери муниципального зала. Снаружи все цвело, благоухало красотой. Маме понравился бы такой денек.

Через три квартала ее нагнал Алекс.

— Почему ты не сказала мне, что уходишь?

В его тоне сквозила не забота о ней, а нетерпение, гнев. Он не спросил, как она себя чувствует.

— Ты был занят.

Он всегда слишком занят.

Алекс вышел из машины. Когда он коснулся ее, то сделал это мягко и нежно. Потом взял ее за локоть, выражение его лица было грустным.

— Садись в машину, Сьерра. Пожалуйста.

Она повиновалась. Откинула голову на кожаную спинку сиденья и закрыла глаза, остро ощущая невосполнимость утраты.

— Что люди скажут о нас, если ты так вот просто исчезаешь за дверью, не говоря мне ни слова?

Сьерра посмотрела на мужа. В этом все дело? Из-за этого он пустился вслед за ней?

— С каких это пор тебя стало интересовать, что скажут люди?

— Это должно заботить тебя. Эти люди — члены семьи и близкие друзья.

— Не волнуйся, Алекс. Я никому не скажу, что за прошедший месяц ты позвонил мне всего три раза.

Рон и то звонил ей чаще.

— Ты могла бы позвонить мне сама.

— Что я и делала. Но тебя постоянно не было дома.

Лицо его дрогнуло, но больше он ничего не сказал. Остановив машину на подъездной аллее к дому на Мэтсен-стрит, Алекс повернулся к жене:

— Прости, Сьерра, я…

— Оставь извинения, Алекс. — Она вышла из машины и направилась к лестнице парадного входа по вымощенной булыжником дорожке. Нащупав свой ключ, вставила его в замок и от крыла дверь.

Ее трясло, пока она шла по коридору на кухню. Возможно, чашечка кофе поможет ей хоть как-то собраться.

На кухне пахло лазаньей. Блюдо из термостойкого стекла все еще лежало на столе, куда она поставила его утром и забыла. Салли Эндикотт привезла лазанью, а еще — покрытую целлофаном пиалу нарезанного салата и шоколадный торт. Каждый день кто-либо из прихожан заезжал с приготовленной едой. Один раз принесли спагетти, на следующий день — индейку, с полагающимся к ней гарниром и клюквенным соусом. Кто-то приготовил ростбиф с пюре, тертую морковь и булочки. Еще были яблочный пирог и печенье домашней выпечки.

Все старались, чтобы она не беспокоилась о готовке. Все старались, чтобы она вообще ни о чем не беспокоилась.

Сьерра совершенно не ощущала голода. Решила сварить кофе. Когда она налила воды в кофеварку, то услышала шаги Алекса. Он с минуту молчал. Сьерра продолжала стоять к нему спиной, и тогда он подошел к окну. Она поняла, что Алекс смотрит на крыльцо заднего входа и сад.

— Дом кажется совсем другим без нее, правда? — тихо произнес он.

Сьерра с трудом сглотнула. Она никак не могла избавиться от мысли, что ее мать все еще наверху, а может, внизу в холле. И если она громко позовет, то мама непременно ответит.

Но это было не так. Ей приходилось напоминать себе, что мама мертва. Церемония на кладбище этим утром должна была бы убедить ее в этом. «…Ибо прах ты и в прах возвратишься»[22]. Несколько фунтов праха равняются целой человеческой жизни.

На какой-то миг внутри все окаменело. В следующий — она почувствовала всепоглощающую тоску и страх.

Сьерра изо всех сил старалась не думать.

— Как долго ты сможешь оставаться здесь? — спросила она Алекса в надежде, что он ответит: «Так долго, как это будет нужно тебе».

— Я заказал билеты на завтра.

Руки ее медленно опустились, душа наполнилась отчаянием. Алекс подарил ей три дня своего драгоценного времени. Ей полагалось быть благодарной за это.

— Дети сказали, что хотят остаться с тобой.

— Прекрасно, — надломленным голосом сказала Сьерра. Она достала из буфета чашку с блюдцем. — Хочешь кофе?

— Si[23].

Она обернулась и увидела, что он все еще всматривается в сад. Может, все-таки ее мать для него что-то значила? Она налила кофе в другую чашку и поставила обе на стол.

— Всего несколько недель назад, перед тем как мама совсем ослабела и уже не вставала с постели, мы с ней сидели за этим столом. — Чашки слегка звякнули, когда Сьерра ставила их. Она села. — Сегодня к пяти придет Рой Лаббек и зачитает мамино завещание.

Алекс сел напротив жены.

— Я задержусь на день или два, если ты хочешь, Сьерра.

Конечно, с горечью подумала Сьерра, он останется, но будет считать каждую минуту. Она покачала головой.

— Что ты собираешься делать с домом?

— Делать? — безучастно переспросила она.

— Тебе придется либо сдать его внаем, либо продать. Ты не можешь оставить его пустовать. Дом начнет разрушаться. Сад, вон, уже зарос.

Сьерра почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

— Я выросла в этом доме.

— Я знаю, как дорого это место для тебя, Сьерра, но ты даже не представляешь, каких денег стоит содержать подобный дом в порядке. Твоей матери приходилось все время работать.

— Я похоронила маму этим утром, и теперь ты хочешь, чтобы я потеряла и дом?

— Не говори таким тоном, словно я виноват в том, что твоя мать умерла от рака, — произнес он, сверкнув глазами.

— Я и не думала, но ты мог бы великодушно потерпеть несколько дней, прежде чем советовать мне смириться с продажей собственности моей матери!

— Bien, chiquita[24]. Все в твоей власти. Оставайся, сколько вздумается, хоть целый месяц! Не хочешь — не продавай! Делай, что считаешь нужным, мне безразлично! — Он откинулся на стуле. — Просто не рассчитывай, что я приму на себя расходы по содержанию дома и буду платить налоги!

Он оставил ее в одиночестве сидеть у стола.

Минуту спустя Сьерра услышала рев двигателя «кадиллака». Он нажал на газ, задним ходом выехал с подъездной аллеи, так что гравий разлетался из-под колес.

Отодвинув свою чашку, Сьерра уронила голову на руки и заплакала.

* * *

Часом позже на аллее припарковал свой фургон Майк. Каролина и Клэнтон с кузенами дружно высыпали из машины. Быстро чмокнув мать в знак приветствия, они прошли в гостиную смотреть телевизор. Мелисса слегка коснулась плеча Сьерры, затем вынула лазанью из холодильника и положила ее разогреваться в духовку.

— Алекс повез своих родителей домой, — сообщил Майк, наливая себе кофе. — Он сказал, что пробудет там некоторое время, но к пяти подъедет. Ты говорила ему о визите Роя?