— Источник звука искажен максимальным усилением. Мне пришлось поработать над этим. Это воздух, выходящий под давлением. Я бы сказала, речь идет о звуковом фоне, характерном для станции подземки, или же о срабатывании воздушного клапана, стравливающего воздух наружу, когда на станцию прибывает поезд. Современные подземки производят мало шума. Но когда поезд проходит по туннелю, осуществляется интенсивный воздухообмен.

— Интересно.

— Искомая комната вот здесь, наверху. На двенадцатом или тринадцатом этаже, судя по отражению в окне. С большей точностью локализовать местонахождение источника звука вряд ли удастся. Он может быть прямо под зданием или в квартале от него. Трудно сказать.

— Все равно уже легче.

— И последнее — вот это.

Она проиграла первую часть видео. Ее отличало то, что камера была направлена на дочь Босха, просто демонстрируя ее. Старки усилила звук и отфильтровала паразитарные звуковые дорожки. Босх уловил приглушенную мелодичную ниточку диалога.

— Что это? — спросил он.

— Я думаю, это происходит за пределами комнаты. Мне не удалось расчистить саундтрек получше. Звук демпфируется стеной здания, и, по-моему, язык не похож на китайский. Но значимость находки не в этом.

— А в чем?

— Послушай еще раз до конца.

Она повторно проиграла отрывок. Босх смотрел в испуганные глаза своей дочери, одновременно вслушиваясь в звуковое сопровождение. Выделялся мужской голос, слишком приглушенный, чтобы можно было разобрать слова, а затем резко обрывался, будто на полуслове.

— Кто-то его перебил?

— Или закрылась дверь лифта, отсекая разговор.

Босх понимающе кивнул. Лифт больше подходил в качестве объяснения, потому что в голосе в момент прерывания его звучания не чувствовалось никакого эмоционального стресса.

Старки указала на экран.

— Поэтому, когда локализуешь здание, ищи комнату вблизи от лифта.

Босх на прощание снова взглянул в полные ужаса глаза дочери.

— Спасибо тебе, Барбара.

Он подошел к ней сзади и на какой-то момент с чувством сжал ее плечи.

— Не за что, Гарри.

— Мне пора.

— Ты сказал, что едешь в аэропорт. Летишь в Гонконг?

— Туда.

— Удачи тебе, Гарри. Отправляйся и вызволяй свою дочь.

— Я так и сделаю.

* * *

Босх торопливо сбежал к своей машине и кратчайшим путем вернулся на автостраду. Час пик закончился, и поток машин поредел. Гарри быстро преодолел значительное расстояние до перевала Кауэнга-пасс, а затем — до дома. В мыслях своих уже был в Гонконге. Лос-Анджелес и все, связанное с ним, вскоре останется позади. Босх был полон решимости найти свою дочь и вернуть домой. В противном случае ему суждено погибнуть в этой борьбе.

Всю жизнь Гарри Босх верил, что у него есть своя миссия и, чтобы ее выполнить, ему надо стать пуленепробиваемым. Он старался выстроить себя и свою жизнь так, чтобы обрести неуязвимость, чтобы никто и ничто не могло его сломить. Все это изменилось в тот день, когда он познакомился со своей дочерью, о существовании которой долго ничего не знал. В тот момент он понял, что отныне и навсегда вступает в такие отношения с миром, какие ведомы только отцу. Он одновременно и выиграл, и проиграл. Он сделался уязвимым. Босх понял тогда, что теперь он пропал, потому что те, кому он противостоит, однажды до нее доберутся. И пусть целый океан пролегал между ними — он все равно всегда чувствовал: настанет день, когда силы тьмы завладеют ею и используют как средство, чтобы его сломить.

И вот этот день наступил.

Во время полета над Тихим океаном Босху не удалось нормально поспать. Находясь на протяжении четырнадцати часов в довольно стесненном положении, он лишь несколько раз сумел вздремнуть на пятнадцать — двадцать минут. Но не дискомфорт был тому причиной; каждый раз сон его нарушался мыслями о дочери и собственной вине за то, что она оказалась в столь бедственной ситуации.

Весь день Гарри пребывал в неустанной деятельности, и это помогало ему подавлять естественные проявления страха, чувство вины и беспощадные угрызения совести. Ему удавалось не думать обо всем этом, пока он занимался поиском и беготней, казавшимися более важными на тот момент, чем упражнения в психоанализе, но на борту авиалайнера у него уже не было ни необходимости, ни возможности что-то искать, куда-то бежать и за кем-то гнаться. Босх понимал, что ему надо отдохнуть, хоть немного поспать, чтобы быть готовым к предстоящему дню в Гонконге. Но здесь, в самолете, в прямом смысле слова загнанный в угол, он уже не мог отгонять и откладывать на потом осознание причин своего страха и чувства вины. Его охватил тошнотворный ужас. Большую часть времени он провел, сидя в полумраке с крепко сжатыми кулаками, тупо уставившись невидящим взглядом в пустоту за бортом. «Боинг» с ревом несся сквозь черноту ночи, туда, где в неведомом месте находилась Мэделин, и мысли об этом гнали сон прочь.

Встречные ветры над Тихим океаном были слабее, чем ожидалось, и самолет обогнал расписание, приземлившись на острове Лантау в пять часов утра. Босх бесцеремонно растолкал пассажиров, забиравших свою ручную кладь с багажных полок, и принялся протискиваться к выходу. При нем был только маленький рюкзак с тем, что, как он полагал, может понадобиться при поисках и вызволении дочери.

Когда дверь авиалайнера отодвинулась, он торопливо сбежал по трапу и во главе пестрой и шумной толпы пассажиров направился к пункту таможенно-иммиграционного контроля. Неприятно засосало под ложечкой, когда он оказался на пороге первого этапа досмотра — термосканирования, предназначенного для выявления людей с повышенной температурой. Босха прошиб пот. Уж не проявляло ли себя таким образом разгорающееся в нем жгучее чувство вины? Не остановят ли его прежде, чем он даже приступит к самой важной за всю свою жизнь миссии?

На экране компьютера пассажиры превращались в голубоватых призраков. Проходя мимо экрана, Босх с трепетом взглянул на монитор, но, слава Богу, экран не отсвечивал предательски пламенеющими красными бликами, — стало быть, горячки у него не было. По крайней мере пока.

На пункте таможенного досмотра инспектор быстро пролистал его паспорт с отметками о многочисленных въездах и выездах, имевших место в последние шесть лет, после чего проверил что-то на своем компьютере.

— У вас бизнес в Гонконге, мистер Босх? — спросил таможенник.

Он как-то непривычно исказил единственный слог фамилии детектива, произнеся ее как «Ботч».

— Нет, — ответил Гарри. — Здесь живет моя дочь, и я часто приезжаю ее навестить.

Инспектор смотрел на висящий на плече Босха рюкзачок.