Мачеха засмеялась с закрытым ртом, булавки запрыгали на ее губах.

«Еще подавится!» — с тревогой подумал Мазин и сказал:

— Выньте изо рта булавки. Я к вам по делу пришел.

С тех пор как Петя первый раз привел к себе Мазина, прошло много времени. Екатерина Алексеевна уже хорошо знала этого смешного, толстого, спокойного мальчика, товарища Пети. Она с интересом прислушивалась к коротким фразам, которые бросал Мазин Пете во время игры или занятий. Ей нравился Мазин, но где-то про себя она опасалась того влияния, которое он имел на Петю.

«Если хорошенько браться за Петю, то сначала нужно взяться за Мазина», — нередко думала она, наблюдая их вместе. Но до сих пор Мазин был неуловим, никогда не обращался к ней с вопросами и сам отделывался короткими ответами.

— Какое же у тебя ко мне дело? — опуская на колени шитье, спросила Екатерина Алексеевна.

— А вот какое. — Мазин придвинул стул и сел прямо против нее. — Я, как настоящий товарищ Пети Русакова, считаю, что нам надо прямо и честно объясниться. — Он заметил смешливые искорки в глазах Петиной мачехи и насупился: — Вы не смейтесь. Это не такое, чтобы смеяться. Это такое, что заплакать можно, если вы для Петьки как мать родная. Мазин вспыхнул и рассердился: — Мне тоже, как товарищу, не очень-то легко!

Екатерина Алексеевна сложила руки на коленях и умоляюще посмотрела на него:

— Коля, если что-нибудь случилось, ты говори сразу… ну, сразу!

— Не бросайте Петьку никогда, если даже отец его выпорет! Понятно? — выпалил Мазин.

* * *

В темной воде один за другим исчезали камешки, брошенные Мазиным. От камешков расходились ровные спиральные круги.

«Плакала, — вспомнил Мазин. — И Петька плакал… — И, удивленно поглядев на свое отражение в воде, Мазин скорчил гримасу. — И я плакал… Эх, жизнь!»

Но зато не только Петина мачеха осталась навсегда в Петином доме, а и все имущество из землянки перекочевало в русаковский дом, который стал теперь самым прочным местом на свете. И даже Русаков-отец потерял свой грозный вид.

«Не то он был черный, а стал каштановый; не то он раньше с бородой ходил, а теперь усы у него. Петьку по плечу хлопает, смеется, шутит. Одним словом, наверно, его фабрика сто пар ботинок в секунду делает. Придется и нам себя показать, — озабоченно подумал Мазин, устраиваясь поудобнее на бревне и отводя глаза от темной глубины пруда. — Даешь учебу!»

Он вытащил из кармана свернутую в трубочку тетрадь. Но поучиться ему не пришлось.

Около прежней землянки послышались тихие голоса.

— Я думаю, что это нора лисы, — сказала девочка в белом фартуке, с пучком подснежников, торчащих из кармана на животе.

— А я думаю — медвежья, — серьезно ответил, приседая на корточки, стриженый мальчик с круглой головой и черными глазами. — Я даже сейчас потыкаю медведя палкой.

— Не надо. Он затонул, — сказала девочка.

Но мальчик достал прут и наклонился над ямой.

— Эй, ты, упадешь! — крикнул Мазин и, перескочив через бревно, пошел к детям. — Вам что тут надо? Это не нора, а землянка. Убирайтесь отсюда!

— Мы сейчас уберемся, — сказала девочка.

Но мальчик продолжал сидеть на корточках.

Мазин поднял его за шиворот и поставил подальше от ямы.

— А чья землянка? — спросил мальчик, нисколько не смутившись.

— Это землянка, — сказал Мазин, скрестив на груди руки, — двух знаменитых следопытов: Русакова и Мазина — Р. М. 3. С. Понятно? А теперь ступайте отсюда оба к своей бабушке!

Когда малыши удалились, Мазин вынул перочинный ножик и на толстом стволе березы вырезал четыре буквы: Р. М. 3. С.

Полюбовавшись своей работой, Мазин сделал еще один глубокий надрез на белом стволе березы и припал к нему губами.

Он напился свежего березового соку, вытер рукавом рот и смачно сказал:

— Эх, жизнь!

«Супризом» тетки была телеграмма от отца. Павел Васильевич приехал ночью. Васек долго ждал, сидя одетый в уголке широкой кровати, и прислушивался к каждому шороху на дворе. Тетка тоже не спала, она все что-то прибирала и хлопотала в кухне.

— Ты ляг. Я тебя тогда разбужу, — уговаривала она племянника.

— Ничего. Я не хочу спать, — с трудом приподнимая отяжелевшие веки, говорил Васек.

Ему хотелось первым встретить отца на пороге. Но он все-таки не выдержал и заснул, ссутулившись и уткнувшись головой в спинку кровати. Ему снился дремучий лес и колючие ветки, снилось, что он ползком пробирается через поваленные бурей деревья и занозил себе коленку.

И вдруг теплые большие руки осторожно прижимают его к себе и мягкие усы, похожие на зеленые водоросли, щекочут лицо.

— Ну, Рыжик… Глянь-ка на меня, Рыжик!

Васек еще крепче зажмуривает веки, потом сразу открывает их и горячи — ми от сна руками гладит отца по заросшим, небритым щекам. И оба они мол — чат, потому что нет слов, которые можно было бы сказать в такую минуту.

— Скажи пожалуйста, ведь какой парень привязчивый! Это что! — бормочет в кухне тетка, тихонько сморкаясь в платочек.

Прежние, светлые дни наступают для Васька. В длинные вечера уже все переговорено и рассказано, все пережито сначала вместе с большим, настоящим другом — отцом. Ему не надо много говорить — он все понимает с первого слова.

Ссора Васька с Сашей взволновала Павла Васильевича. Он никак не мог успокоиться и все повторял:

— Как же так? Такой парнишка хороший…

Васек хмурился:

— Я, папа, этот сбор никогда не забуду!

— Ничего, ничего, сынок! Теперь нам нужно будет себя во как поднять! Мы это сделаем, сделаем… — задумчиво говорил Павел Васильевич, даже не замечая, что вместо «ты» говорит «мы».

Один раз Васек сказал:

— Я, папа, теперь с Мазиным и Русаковым занимаюсь. Мы вместе к экзаменам готовимся. Они, знаешь… — Васек нагнулся и зашептал отцу на ухо: — Должны на «отлично» выдержать. Мазин хочет Сергею Николаевичу доказать, какой он товарищ. Понимаешь?

— А!.. — таинственно кивнул головой отец. — Это надо, надо.

— А я им помогаю… Я тоже хочу доказать. Мне хочется, чтобы они оба лучше всех на экзамене ответили.

— Себя-то, смотри, не упусти с ними, — забеспокоился отец.

— Нет, нет, что ты! Я ведь и сам в это время учусь.

Васек отогнул пальцы и сосчитал:

— Две недели осталось. Вот еще только Первое мая отгуляем, а тогда будем друг дружку по всей программе гонять.