– Ей что-то известно. Она приехала сюда не случайно. Вдруг она ищет то, что…

– Тс-ссс! Тихо! Молчи.

Тереза встала, подошла к двери номера, открыла и выглянула в коридор. Там было пусто. Она вернулась и села на диван рядом с сестрой.

– Хватит! Не затыкай мне рот! – возмутилась та. – Мать с отцом всю жизнь молчали. Я не хочу закончить, как они. Я еще молодая…

– Что ты предлагаешь? Та женщина, Лариса… как она защитит нас?

Кармела сморщилась, шмыгнула носом и расплакалась.

– Это нечестно! Нечестно! Мама должна была рассказать нам всю правду…

– Наверное, она собиралась сделать это. Перед смертью. Она не ожидала, что все произойдет так, как произошло. Что они с папой один за другим…

Слезы застилали Терезе глаза. Родителей не вернешь, а как жить дальше в предчувствии чего-то ужасного и непоправимого?

– Ты думаешь, ничего нельзя сделать? – хныкала сестра. – Неужели все так безнадежно?

– В прошлое нельзя вмешаться, чтобы повлиять на ход событий. Что случилось, то случилось.

– Все наши беды из-за слепой любви! Марио не имел права рисковать нашими судьбами!

– Он не понимал риска, – возразила Тереза. – Полагаю, что никто из Саджино не понимал тогда, чем это грозит…

– Проклятый дом! Проклятое землетрясение! Если бы не оно…

Старшая сестра обняла младшую, и они прижались друг к другу, как две птички под дождем. Тереза думала, что теперь они предоставлены сами себе и только им предстоит решать, как быть с семейным преданием о безумной любви Марио к беспутной Франческе, которую унес в преисподнюю дьявольский поезд…

* * *

Рукопись заинтриговала Гридина. Он обладал живым воображением и легко представил до смерти перепуганных монахов, когда к стенам святой обители подкатила огнедышащая железная повозка. Конечно, братья спрятались в храме и молитвой заглушали обуявший их ужас. При виде слуг самого дьявола у них не было иного выхода, как взывать к Господу о спасении.

– Видать, они перепились вина из монастырских подвалов, – пошутил Гридин. – До белой горячки.

– Не смешно, – обронил граф.

– Но это же сущий бред, дружище!.. Кстати, среди подручных сатаны затесалась женщина с обольстительным обличьем… Ты заметил?

– Как не заметить?

– Кто она, по-твоему? Пособница змея-искусителя?

– Воплощение греха! – нервно хохотнул Брасов. – Лилит, насылающая эротические сны и безудержную похоть!

– Не исключено, братец. Гляди-ка, с какой тщательностью обрисовывает ее летописец! Прямо-таки с вожделением!.. В мужских монастырях от чрезмерного усмирения плоти случались массовые психозы. Я читал об этом у…

Николя назвал имя религиозного авторитета, о котором Брасов знал понаслышке. Сам он не увлекался ни философской, ни духовной литературой. Его не особо привлекала и карьера военного моряка. Будь у него побольше денег, возможно, он вышел бы в отставку, поселился в хорошем доме в центре города, женился бы на красавице…

Мысль о женитьбе испортила Жоржу настроение. Он вспомнил Франческу, которая ждала его в меблированных комнатах; долги, которые надо было отдавать; маменьку, которая требовала образумиться и заключить выгодный брак.

– Давай выпьем, что ли?

На столе потел графин с ледяной водкой, дымились расстегаи, желтели на тарелке кусочки осетрины, остро пахли огурчики с укропом.

Гридин, увлеченный рукописью, только махнул рукой. Пей, мол, без меня, закусывай.

– Выходит, для искушения монахов повозка из преисподней доставила настоящую блудницу вавилонскую, – бормотал он, поглощая строку за строкой. – По описанию хороша неимоверно! Вот бы поглядеть…

На душе у Брасова было тяжко, муторно. Ему не хотелось расставаться с пергаментом, но он намеренно отрезал себе путь назад. Эти монашеские бредни не доведут до добра. Он плеснул себе в бокал водки, запрокинул голову и выпил одним махом.

– Окстись, Николя…

– И то верно, – кивнул Гридин и послушно перекрестился. – Откуда у тебя сей манускрипт, Жорж?

– От папеньки в наследство достался. Я его держал как память, до черного дня. Видать, такой день наступил. Я по уши в долгах, приятель.

– Ой, врешь! Нутром чую.

– Ну, раз чуешь, зачем спрашивать без толку?

Он взялся за графинчик и налил себе еще водки. Гридин поднял голову, посмотрел на гостя бессмысленно и опять уткнулся в рукопись.

Брасов закусил выпивку огурцом, нахмурился. Желание забрать свиток нарастало с ужасающей силой. Чтобы не наброситься на Гридина, мичман вскочил и сделал круг по столовой, увешанной картинами в позолоченных рамах. Громоздкие и безвкусные багеты. И зеркал многовато. В каждом отражается бравый офицер с отменной выправкой и перекошенным лицом.

Окна столовой выходили на набережную речки Фонтанки. Свинцовая вода поблескивала в лучах бледного солнца. По каменной мостовой проскакал конный разъезд.

– Интересная дамочка… – горбился над пергаментом Гридин. – Сущая дьяволица… Светлое платье, черные кудри, огонь в груди!.. А повозка сатанинская, сдается, похожа на поезд…

– В средние века поездов не было.

– Знаю, брат. Все равно кажется, что под стены монастыря подкатил настоящий паровоз с вагонами. Ей-богу!

– Выходит, сатана с бесами на поезде раскатывает?

– Может, и так, – ухмыльнулся Гридин и добавил назидательно: – Никому достоверно не ведомо, каково житие Князя Тьмы. Почему бы предводителю демонов не ездить на поезде?

– Действительно, почему…

– Я, когда захворал, начал почитывать умные книжки, подумывать, куда я попаду после смерти. Вот ты, Жорж, на рай рассчитываешь? Или готов в аду гореть?

Мичман споткнулся и застыл посреди комнаты. Хотя в Мессине он повидал множество трупов, однако это не касалось его лично. Он, как и все молодые люди, полагал до поры до времени, что бессмертен. Вопрос Николя привел его в замешательство.

– Вижу, что тебе не до этого. Тебя волнуют более насущные проблемы. Деньги, женщины.

– Женщина! – поправил его Брасов. – Я люблю Франческу и обязан заботиться о ней.

– Твоя маменька, прости за бестактность, поедом ест бедную девушку. Кабы до чего худого не дошло.

– Твой дядя берет рукопись или нет? – побагровел граф. – Какую сумму он может предложить?

– Федот Петрович человек состоятельный. Нынче мозги в цене, Жорж, а не дворянские корни. Смею тебя заверить, что пергамент представляет историческую ценность, и дядя его непременно выкупит. Денег не пожалеет, будь уверен!

– Сначала деньги, потом манускрипт.