Впереди показался просвет. Туда уже выбрались Дух, Брионн и Мошка. Мерида оттолкнулась от земли и одним невероятным усилием прыгнула сквозь рушащиеся ворота башни на мощёную городскую улицу. Там уже ждала её семья.

Кинлохи полыхал. Горел каждый дом, каждая стена, каждый закоулок. Дым застилал небо.

Фергус сгрёб Хэмиша в охапку и крепко обнял.

– Ты спас меня, парень.

Но работа Ферадаха была далека от завершения. Он должен был сровнять это место с землёй.

Мерида попыталась запрыгнуть на Мошку, но та была слишком напугана, чтобы кого-то везти. Тогда девушка забралась на Духа, поморщившись от воспоминания о его прошлом наезднике.

– Уверен, что Рори не выбрался? – спросила Мерида.

– Никто из них не выбрался, – мрачно ответил Фергус.

Они галопом проскакали по объятой огнём улице и спустя пару минут оказались за городскими воротами, которые пересекли всего пару часов назад. Воздух там был совсем другим – прохладным, свежим. Как и должно быть тихим летним утром.

Резкий, протяжный крик заставил Мериду обернуться.

Прямо за городской стеной рушилось большое здание. Оттуда раздавались крики несчастных, попавших в огненную ловушку. Надежды на то, что их получится спасти, не было никакой. Стена осыпалась с невероятной скоростью, а огромная сторожевая башня могла в любой момент упасть сверху прямо в груду обломков.

Уничтожение было неотвратимо. Абсолютно. Безжалостно.

Мерида не знала, что делать. Казалось неправильным просто уйти, зная, что в эту минуту в городе ещё есть кто-то живой.

– Ничего не поделаешь! – крикнул Фергус, заметив, что дочь остановилась. – Уходим отсюда. Закали своё сердце, это всё, что нам остаётся.

И тут среди полыхающего ада Мерида заметила тёмную фигуру. Ферадах. Он не закрывался от огня, не корчился от боли. «Со мной невозможно бороться», – сказал он ей однажды.

Мерида не могла помочь жителям Кинлохи. Но Ферадах был бессмертным, чистой магией, его руки оставляли отпечатки в камне. Он мог спасти их всех, если бы захотел.

А он просто стоял и смотрел на то, как последние выжившие пытаются ухватиться за жизнь. Огонь освещал его лицо.

Однажды Ферадах примерит и их лица.

21. Чудотворный колодец

После этой поездки в Данброхе всё изменилось. На самом деле изменился только Фергус, но он был такой большой – в прямом смысле – и важной частью Данброха, что и всему остальному пришлось соответствовать. Раньше он бы трубил о своих приключениях на каждом углу. О путешествии в Кинлохи складывали бы баллады и пели песни, во всех подробностях описывающие трагедию соседнего королевства и чудесное спасение их славного правителя.

Но на этот раз всё было иначе. Фергус никому ничего не сказал. Вместо этого он сразу по возвращении взялся за работу. Он сорвал все рваные знамёна, которые давно надо было выкинуть, и снял со стен пыльные гобелены, которые не чистили уже много лет. Он позвал в замок крестьян, работавших в поле, чтобы они помогли перенести мебель из общей гостиной в музыкальную, а потом собрал ещё людей, чтобы прочистить каминную трубу и выяснить, почему дым не выходит через неё должным образом, а затем ещё больше, чтобы заменить старую черепицу на крыше.

На несколько недель Фергус погрузился в молчание, только изредка советовался с рабочими. В замке могло бы стать пугающе тихо без громыхания его мощного голоса, если бы ему не нашлась замена – нескончаемый шум строительства. Все обитатели Данброха жаловались на стучащие с утра до вечера молотки, лежащие повсюду материалы и суматоху, но король был неумолим. Конюшни необходимо было вычистить до блеска, сторожевые башни привести в порядок и открыть, систему желобов, по которой вода поступала в замок из озера, привести в рабочее состояние.

Он ни разу этого не произнёс, но всё было ясно и без слов: Данброх должен во что бы то ни стало избежать ужасной участи, которая постигла Кинлохи.

Но чем лучше выглядел замок и его окрестности, тем хуже становилось Мериде.

Она старалась как можно больше времени проводить на площадке для упражнений – которая, безусловно, стала выглядеть просто великолепно после того, как Фергус починил и заново покрасил все мишени, – и пускала там стрелу за стрелой. Но это совсем не помогало ей успокоиться.

– Сходи к служительницам Богородицы, они помогут справиться с тоской, – предложила Лиззи, когда как-то раз принесла ей обед (милый жест, хоть она и съела почти половину по дороге).

– Я не тоскую, – ответила Мерида. – Я в бешенстве! Здесь же невыносимо! У меня не было ни минуты покоя с тех пор, как мы вернулись.

Она всеми силами пряталась от шума строительства, но бежать было уже некуда – стройка подобралась к ней вплотную. Фергус решил, что его не устраивает вид деревянных перил на лестнице, ведущей к её спальне, так что их разломали и заменили новыми. Также он позвал столяров, чтобы смастерить дочери новую кровать. Она должна была быть вырезана из дерева, как и ложки, которые пылились на каминной полке.

Мерида знала, что должна радоваться изменениям, но вместо этого мучилась ощущением, что её преследуют, что ей нет здесь места. Ей пришлось долго плутать по замку, чтобы найти относительно тихую комнату, где можно было бы сосредоточиться и написать письмо Тосахтаху. Она подробно рассказала о путешествии в Кинлохи и сообщила, что от соседнего королевства мало что осталось. Затем она отнесла письмо в деревню и отдала гонцу по имени Комин, а потом вернулась в ходящий ходуном замок. Но пробыла там недолго – не выдержав пытки шумом, Мерида вернулась на поле и стреляла из лука до самой темноты.

Ночью она не могла уснуть.

Как Мерида и хотела, её мир начал стремительно меняться, но от этого ей было не по себе, словно она так и осталась в объятом огнём Кинлохи без малейшей надежды вернуться домой, да и дома её словно больше не существовало.

– Так приятно видеть, что твой отец вновь занят делом, согласна? – спросила Элинор.

Она уговорила Мериду пойти с ней, Лиззи и Айлой на прогулку к Чудотворному колодцу, который находился вблизи замка, но всё же достаточно далеко, чтобы на время сбежать от грохота ремонта.

Погода стояла чудесная. В Данброхе каждый день шёл дождь, но только по утрам, так что тучи уже разошлись. В лучах ласкового солнца всё вокруг казалось ярким и насыщенным, как бывает в конце