Эксперт подошел к свободному креслу и погрузил в него свое тяжелое необъятное тело:

— Пришлось свериться не только со своей картотекой… Время изготовления креста тоже проверил.

— Ты давай самое главное говори, — прервал его Герман Арнольдович, — а детали потом уже будем обсуждать…

— Эти два креста были изготовлены примерно в одно время — в семнадцатом веке, скорее всего, в первой половине, и оба принадлежали династии Менгви на острове Бали. Правосторонний, — Виталий показал на свастику Буди, — считался мужским и передавался по мужской линии, а левосторонний, он показал на Катину свастику — женским и естественно, переходил по женской линии. Очень возможно, что эти два креста принадлежали мужу и жене.

— Очень странно, — задумчиво произнесла Катя, — и папа говорил о том, что этот крест был у Павла Блэнк, а еще раньше принадлежал матери его деда… А с чего он взял, что она была голландкой?

По дороге домой Буди попытался завести разговор о предстоящей поездке:

— Катя, ты чувствуешь, как необходимо тебе поехать со мной?

— И для чего, вообще-то?

— Чтобы развязать узел…

— Да, — перебила его она, — а почему ты сразу не позвонил мне? Ведь прошел целый месяц с того дня, когда я улетела!

— Ты не дала мне свою визитку.

— Так ты же стоял рядом с Паулой! Не мог спросить у нее? Она прекрасно знает мой номер телефона!

Ноябрь 2013 года.

Широкая спина важного господина заслонила Катю. И девушка так стремительно исчезла, что Буди стоял в полной растерянности: как быть, если он узнал о том, что его новая знакомая и есть Катарина Блэнк, в последнюю минуту перед ее отлетом?

— Буди, пойдем, чего здесь торчать? — Паула тронула его за руку, возвращая на землю из мира грез.

— Да-да, конечно… Кстати, Паула, ты дай мне Катин телефон, хорошо?

— А у тебя есть для нее что-то очень серьезное? — в голосе Паулы проскользнули нотки ревности.

— Да, есть.

— Ты знаешь, Буди, я не помню его… Он у меня в записной книжке дома.

— А в телефоне? — кивнул он на ее мобильник.

— Откуда? Мы ведь с ней не разговаривали… А как тебе будет удобней: сейчас со мной поехать или в другой день, я дам адрес? Или созвонимся…

Буди так боялся потерять Паулу! А вдруг потом не позвонит, или даст ложный адрес?

— Поедем сейчас! Зачем откладывать?

Они вышли из зала, наполненного монотонным шумом. В нем сложно расслабиться, всегда что-то мешает: то голос из динамика на неродном языке, то шум приземляющегося самолета, то звон монет в автомате с напитками.

Уличный шум вечернего города оглушает еще сильнее. Перед началом ночи все спешат как можно быстрее вернуться домой. Только там можно сбросить с себя одежду и маски, все равно, что театральный реквизит, смыть грим, соответствующий амплуа, и забыть о своих проблемах на время сна. Чтобы утром лихорадочными движениями вновь напялить на себя весь этот «маскарад».

Если кто-то домой не спешит, значит, есть другие места, где его ждут или вовсе не ждут. В первом случае — это бетонные или кирпичные коробки, в них добровольно замуровали себя близкие или просто друзья, во втором — огромные муравейники, в которых всегда найдется место всем желающим, сколько бы их ни было. Дискотеки и ночные бары, рестораны и салоны, а также — и театры, и концертные залы… В них люди-муравьи бегают туда-сюда и не видят друг друга, а когда сталкиваются «лоб в лоб» со знакомыми, стараются не заводить разговор первыми и даже… отворачиваются. Здесь все погружены в свои мысли, глубокие, как колодцы, и в этих колодцах никогда не высыхает вода.

— Буди, ты молчишь всю дорогу… О Кате думаешь?

— Да. Мне показалось, что она не поняла меня…

— Э-э-эх! Мне бы ваши проблемы! — Паула резко повернула руль красного «Ягуара», едва не проскочив поворот направо. Тормоза взвизгнули, как будто тоже хотели сказать: «И сдалась тебе эта Катя?»

— Паула, осторожнее!

Она громко расхохоталась, так же, как в тот раз, с Катей. Но этот смех был не таким веселым, а скорее всего — печальным.

— Что с тобой? Что-то случилось?

— Все в порядке! — поспешила она ответить. — Просто мне немного грустно сейчас.

Паула тряхнула головой, словно отмахиваясь от мрачных мыслей, и волнистые кончики соломенных волос еще ярче засветились на фоне красного кардигана.

— Прошу тебя, Буди, давай зайдем всего на полчасика… Ты знаешь, так муторно на душе… И почему? Может, Катя во мне что-то расшевелила? До ее приезда такого не было. Даже подташнивает от голода… Немного перекусим, а?

Он молчал, словно «переваривая» ее поток речи — сумбурный, стремительный и где-то даже — нелогичный. Причем здесь Катя, если девушка захотела есть?

— Ладно, только ненадолго…

Высокая и стройная, она шла через небольшой холл красивой походкой, и соломенные волны, изящные и тугие, рассыпавшись по спине, бились о красный кардиган. Он шел за ней сзади, едва поспевая, и видел только одно: ровную спину, затянутую в красное, а по ней — разбросанные светло-желтые вихри. Видимо, в этом баре-ресторане Паула бывала не раз, если с уверенностью преодолела огромный зал и остановилась у небольшой ниши. Это было прекрасное место от посторонних глаз. Да и музыка здесь не раздражала, она словно обходила столик стороной.

Услужливый официант тут же подал меню.

— Ты что будешь? — Паула опустила голубые глаза, как два кусочка ясного неба, в меню. — Может быть, что-то из курицы? Полегче? На ночь глядя… И салат, да? У них отличный фирменный…

Она снова тряхнула головой, и светлые волны рассыпались по плечам, почти закрывая грудь, обтянутую розовой блузкой. И опять прочитал он в этих движениях: «Посмотри, какая я красивая!» Потом она быстро пробежала по залу взглядом, но не тем, которым ищут друзей, чтобы составить компанию, ну, а на худой конец — перекинуться теплыми приветствиями. Скорее, наоборот, этот взгляд как будто шепотом спрашивал: а нет ли здесь нежелательных знакомых?

Официант плеснул в фужеры белого вина, и оно замерцало в полутемноте, словно в напиток добавили фосфора.

— Это старинное лимонное вино, попробуй, какой необычный вкус… — Паула поднесла фужер к губам и сделала глоток.

— Не забывай, что ты за рулем.

— Да это же как лимонад! — она почти возмутилась и сделала еще глоток.

Ему вино показалось очень кислым и горьким. Эти два вкуса создавали третий — терпкий и пряный. Необычное сочетание вкусов, над которыми витал запах свежего лимона и ароматной мяты, и стали основой «букета». И он, скорее всего, был совсем не дешевым.