Ведомо ли ей было, что на следующий же день Аделаида, переодетая торговкой хлебом, покинет Париж в двуколке, невзрачной, но запряженной крепкой лошадкой. Дальше на почтовых лошадях ей предстояло добраться до Гавра под присмотром одного из слуг Ризы-бея, также переодетого. Неподалеку от города, в скромном домишке, Аделаиду поместили в большой, обитый изнутри короб с отверстиями для дыхания, который среди прочего багажа принца погрузили на галеру. Городские чиновники спокойно смотрели, как идет погрузка сундуков и корзин, ничего не заподозрив. Золото Ризы-бея обеспечило ему надежных помощников, и прежде всего переводчика, совесть которого оказалась более сговорчивой, чем у добряка Кодро.

Когда галера наконец подняла паруса, освободив от работы гребцов, короб открыли, и Аделаида очутилась в объятиях своего сказочного принца. Она уплывала – счастливая, свободная, без сожалений и угрызений совести, бросив все: родину, богатство, мужа и семью ради любви к этому почти незнакомцу. И волшебное свадебное путешествие началось…

* * *

Им-то и ограничилось счастье госпожи де Леспине. Через две недели после возвращения во дворец в Исфахане[72] Риза-бей внезапно скончался… слишком внезапно, чтобы смерть выглядела естественной. Возможно, шаху не понравилось похищение чужестранки его подданным, а возможно, то была месть одной из ревнивых жен гарема? Кто знает?

Аделаида так рыдала, что чуть не умерла от горя, но, когда ее спросили, не хочет ли она вернуться на родину, молодая женщина ответила с гордостью:

– Господин мой сделал меня своей супругой. Теперь я его вдова и останусь верна ему до могилы.

И никогда больше во Франции не услышат о маленькой голубоглазой графине, которая забыла обо всем из любви к принцу.

Несравненная госпожа Леду

В начале лета 1675 года любезнейший Франсуа Леско, президент Гренобльского парламента, закрыл дом, взял багаж и в сопровождении слуги не без удовольствия отправился в Париж, где собирался лично заняться слишком затянувшимся судебным процессом, который надеялся успешно завершить. Мысль о том, что ему придется какое-то время пробыть в столице, грела ему душу, поскольку он вовсе не был унылым судейским крючком, а любил жизнь, удовольствия, хорошеньких женщин и все то, что могли предоставить счастливый случай и приятная внешность.

Приближаясь к пятидесятилетнему рубежу, судья Леско все еще был очень красив, элегантен, с благородной осанкой, свежим цветом лица и густыми темными волосами – предметом его особой гордости, – в которых не было ни единой седой пряди. Женщины нередко оборачивались ему вслед, их интерес во многом объяснялся и тем, что президент был холостяком и одним из самых завидных женихов.

Зная, что пребывание в столице может оказаться продолжительным, и не желая тесниться на постоялом дворе, Франсуа Леско решил снять жилье в хорошем доме на улице Бюшри у одной очень милой вдовушки – госпожи Леду. В его распоряжение была предоставлена прекрасная комната с довольно просторной прихожей, обставленной модной мебелью. Обслуживание тоже оказалось образцовым – хозяйка не спускала глаз со своих служанок.

Кстати, достопочтенную госпожу Леду ничто так не заботило, как удобство и комфорт постояльцев, и мало-помалу между ней и ее привлекательным жильцом установились самые дружеские отношения. Заходила ли речь о городских улицах, королевском дворе, пригороде или театре, Маргарита Леду превосходно знала и Париж, и Версаль, а особенно – театральную жизнь. Стоит заметить, что господин Леско любил театр до безумия. Только здесь, в Париже, он мог в полной мере дать выход своей страсти, и это лишь прибавляло очарования его пребыванию в столице.

Когда он стал расспрашивать хозяйку о самых нашумевших спектаклях, которые идут в Париже, она дала четкий и определенный ответ:

– Лучшая труппа – в «Отеле Генего». Увидев на сцене мадемуазель Мольер, вдову нашего великого Мольера, вы поймете, что вряд ли можно встретить актрису с бо`льшим дарованием или хотя бы такую же хорошенькую, как она!

Этого вполне хватило, чтобы разжечь любопытство богатого провинциала. Тем же вечером он купил билеты в партер, надеясь приветствовать аплодисментами мадемуазель Мольер, иначе – Арманду Бежар, вдову знаменитого автора комедий.

В ту пору Арманде, которая была и огромной любовью, и причиной мучительных терзаний Мольера, исполнился уже тридцать один год. Выдающейся актрисой, возможно, она и не стала, но хороша была бесспорно, подобна расцветшей розе: длинные белокурые локоны обрамляли прекрасное, слегка лукавое и оттого еще более очаровательное личико с огромными «невинными» голубыми глазами и нежной матовой кожей; притом эти достоинства удачно оттенялись изысканными туалетами и превосходными драгоценностями, которыми поклонники щедро одаривали прекрасную Арманду.

Что касается внутреннего мира актрисы, то картина вырисовывалась не такая привлекательная. Эгоистка, расчетливая, самовлюбленная и очень посредственного ума, мадемуазель Мольер, однако, обладала достаточным внешним лоском, чтобы блистать в столице, где мишура порой ценится выше истинных перлов.

Увидев ее впервые, Леско был ошеломлен и покорен совершенно. Он аплодировал ей как сумасшедший, искоса поглядывая на разодетых молодых господ, которые, едва представление закончилось, по своему обыкновению, ринулись гурьбой в уборную кумира, так что судья вернулся к себе в дурном настроении. В Гренобле ему было достаточно просто показаться, чтобы его приняли в любой ложе, раскланиваясь, но здесь он был обычным незнакомцем и, что еще хуже, провинциалом. Много ли у него имелось шансов быть представленным актрисе?

По возвращении на улицу Бюшри судью поджидал прекрасно сервированный стол, чтобы он мог «дополнить удовольствием желудка удовольствие глаз и ушей». И он горячо поблагодарил квартирную хозяйку, поскольку после трапезы почти успокоился.

Вполне естественно, что, осушив бутылку превосходного бургундского, он поделился с госпожой Леду, что отныне его самым горячим желанием было познакомиться с мадемуазель Мольер, представиться ей… Любезная дама рассмеялась:

– Нет ничего проще, господин президент. Известно вам, что я в дружеских отношениях с этой красавицей?

– Вы?

– Ну да… В былые годы я тоже была одержима театром. Собиралась стать актрисой, мне даже удалось поступить в труппу Мольера… о, на совсем крошечные роли. А потом я встретила господина Леду, мы полюбили друг друга, связали наши судьбы, я оставила сцену, но сохранила приятельские отношения с Армандой. Иногда она заходит ко мне поболтать о былых временах… о, конечно же не афишируя: я опасаюсь сплетен, ведь пускаю только состоятельных квартирантов. Хотите, я ее приглашу? Уверена, вы ей понравитесь. А если… подарите ей несколько незатейливых безделушек, которые столь милы сердцу каждой женщины, то очень даже можете стать с ней добрыми друзьями… Но Арманда страшно кокетлива, предупреждаю!