Что бы ни прозвучало во время беседы, как бы странно это ни выглядело, все принимается. Иной раз намеки психотерапевта отнюдь не так тонки и вкрадчивы. Вот вполне характерный пример из газеты «Общества исследований синдрома ложной памяти» (FMS Newsletter, vol. 4, no. 4, p. 1995):

В 1991 г. в округе Аллегейни (штат Пенсильвания) школьница Николь Альтаус по наущению учителя и соцработника обвинила своего отца в сексуальном насилии, и отца арестовали. Николь заявляла также, что трижды рожала, а ее родичи убивали младенцев, что ее изнасиловали в битком набитом ресторане и что ее бабушка летала на метле. На следующий год, выслушав все эти фантазии разом, следователи поспешили освободить мистера Альтауса. Родители Николь вместе с дочерью подали гражданский иск против врача и психиатрической клиники, где Николь наблюдалась после первых своих высказываний. Жюри присяжных признало врача виновным в профессиональной небрежности и присудило Альтаусам четверть миллиона долларов компенсации. Но такого рода случаи возникают вновь и вновь.

Быть может, возросшая конкуренция между психотерапевтами, финансовая заинтересованность в затяжном курсе лечения побуждает их поощрять пациентов, а не обижать их скептическим отношением к самым чудовищным историям? Понимают ли они, что творится в душе наивного человека, заглянувшего в кабинет к целителю и узнавшего, что причина его бессонницы или безуспешной борьбы с килограммами — пережитое в детстве и забытое насилие, сатанинский ритуал, похищение инопланетянами (перечисляю в порядке все большей чуши)? Нужен контрольный эксперимент, хотя этика и другие факторы накладывают определенные ограничения: может быть, стоит послать пациента к специалистам всех трех категорий? Хоть один из них скажет: «Нет, проблема не в пережитом в детстве и забытом насилии» (не в забытом сатанинском ритуале или не в похищении пришельцами, в зависимости от специализации)? Многие ли скажут пациенту, что имеются куда более прозаичные объяснения? Куда там: Макк с восторгом заявил одному из своих пациентов, что тот «следует путем героя». Одна группа «похищенных», пережив — каждый по отдельности — сходный опыт, сообщала:

Каким же облегчением стала для этих людей встреча с психотерапевтом, который не только принял их рассказы как истинный опыт, но и сам мог поделиться историями насчет пришельцев и заговора на высшем уровне: правительство скрывает от граждан визиты НЛО.

Где эксперт-уфолог находит своих клиентов? Тремя способами: они читают его книги и пишут автору на указанный в книге адрес; их направляют к нему другие специалисты (как правило, разделяющие веру в пришельцев), или же они обращаются к светилу после его лекции. Вряд ли новый пациент приходил к такому врачу, понятия не имея ни о популярных представлениях насчет пришельцев, ни о методах и убеждениях самого терапевта. Эти двое еще не обменялись ни словом, а им уже многое понятно друг о друге.

Еще один известный специалист вручает пациентам собственные статьи о похищении инопланетянами, чтобы помочь им припомнить, и как же ему приятно, когда пациенты под гипнозом и впрямь вспоминают именно те детали, которые он описывает в статьях! Именно это совпадение убеждает его, что похищения — истинная правда.

Известный уфолог рассуждает: «Если гипнотизер не обладает достаточными знаниями о предмете [о похищениях], истинная природа похищения может так и не обнаружиться». Не подсказывает ли эта ремарка другое: что гипнотизер внушает пациенту некий «опыт», сам подчас того не подозревая?

* * *

Иногда, засыпая, мы вдруг словно падаем с высоты, руки и ноги самопроизвольно дергаются. Этот рефлекс, возможно, унаследован нами от далеких предков, устраивавшихся на ночлег в ветвях деревьев.

Почему зыбкие воспоминания кажутся нам надежнее того, что мы знаем, прочно стоя обеими ногами на земле? Откуда уверенность, что среди огромного количества сохранившихся в мозгу воспоминаний нет подсунутых нам уже задним числом — формулировкой вопроса, настроением, желанием рассказать или послушать интересную историю, просто ошибкой, в результате которой собственный опыт перепутался с услышанным или прочитанным?

У меня в гараже — огнедышащий дракон!» Представьте (я достаточно близко воспроизвожу сеанс групповой терапии Ричарда Фрэнклина), что я на полном серьезе делаю подобное заявление. Вы, конечно, захотите перепроверить, посмотреть на дракона сами. Столько легенд о драконах скопилось за столетия, но нет ни одного убедительного свидетельства. Такой шанс!

— Покажите дракона! — скажете вы, и я поведу вас в гараж. Вы заглянете внутрь: стремянка, банки из-под краски, старый велосипед — и никаких следов дракона.

— Где же дракон? — спросите вы.

— Да тут где-то, — помашу я рукой. — Забыл предупредить: это дракон-невидимка.

Может быть, стоит рассыпать на полу гаража муку, чтобы обнаружить отпечатки драконьих лап?

— Неплохая мысль, — похвалю я вашу изобретательность, — но дракон все время парит в воздухе.

Так может, инфракрасный датчик зафиксирует невидимое обычным зрением пламя?

— Тоже хорошая мысль, но пламя не только невидимо, оно еще и не излучает жара.

А если опрыскать дракона краской, то его можно будет разглядеть?

— Отлично, отлично, но тело дракона из особого рода материи, краска не пристанет.

И так до бесконечности. Какое бы испытание вы ни предложили, я найду объяснение, почему проверка не сработает.

В чем, собственно, разница, между невидимым, бестелесным, летающим драконом, изрыгающим не имеющее температуры пламя, и полным отсутствием дракона? Если никаким образом нельзя опровергнуть мое утверждение, если нет возможности провести доказательный эксперимент, что вообще означает утверждение, будто дракон существует? Вы не можете опровергнуть гипотезу о существовании дракона-невидимки, однако это вовсе не значит, что гипотеза доказана или доказуема. Утверждения, которые не поддаются проверке, гипотезы, стопроцентно защищенные от опровержения, бесполезны с точки зрения науки, хоть порой и вдохновенны, и пробуждают в нас ощущение чуда. Ведь в конечном счете я попросту прошу вас положиться на мое слово, доказательств-то нет и не будет.