Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исабель показалось, что ей на плечи упало что-то тяжелое. Глаза Желя горели воодушевлением, а Исабель хотелось бежать, бежать со всех ног.
– Б-благодарю тебя, Жель. Это… это очень неожиданно. Но ты не оставил мне даже возможности подумать, – Исабель старалась облечь свои чувства в вежливые слова. – Отец еще не вернулся, и я не могу бросить помогать ему. А… а быть освященницей и одновременно помощницей гончара я вряд ли смогу.
Теперь улыбка Желя стала широкой.
– Даже сейчас ты сохраняешь скромность и осмотрительность, Исабель! Конечно же, я не могу и не буду требовать от тебя бросить помогать Мелеху. Мы обязательно обсудим и твое обучение, и твои обязанности и… твое будущее.
Освященник наклонился чуть ближе к Исабель и девушка невольно кинула взгляд на его приоткрывшиеся губы. Жель был симпатичным, умным мужчиной. Освященникам дозволялось вступать в брак. И от этой внезапной мысли Исабель стало жутко.
Нет. Нет, конечно нет.
– Мне… мне надо бежать, Жель. Хорошего тебе дня, – сбивчиво попрощалась Исабель и в самом деле припустила бегом к дому. Остановилась она лишь у мастерской. Перевела дыхание, устало прислонившись к стене, и зашла внутрь, окунувшись в знакомый запах глины. Погладила рукой скучающий гончарный круг, прошлась пальцем по формам и подошла к полке, на которой стояли несколько готовых изделий. Выбрала небольшую вазу, расписанную подсолнухами, и зажала ее в руке. В библиотеку Лозы, конечно, совсем не подойдет. А вот на кухне будет смотреться очень мило. И букет по дороге нарвать. Да. Колокольчики и колоски.
Исабель шла по дороге под пригревающим солнцем и изо всех сил старалась думать о цветах, Лозе, лягушках в пруду и о том, пришла ли уже Ханна и не съел ли Ленно за вечер все пироги. Что угодно, чтобы заглушить неприятное липкое чувство, поселившееся у нее в груди.
Утром Арел неожиданно попросил дать ему в помощницы Исабель. Разобраться с сорняками на грядках Ханны, помочь подстричь виноградную лозу и пересадить несколько луковиц. Ханна хмурится, она думала, что Исабель поможет ей на кухне, планы на жаркое у Ханны сегодня грандиозные. Но в конце концов уступает Арелу. Сад это тоже важно. Пусть и весьма запущенный, как наш.
Тут как раз приходит Исабель. В руках она вертит вазу с букетом, а на боках вазы нарисованы веселые подсолнухи. Крупные, яркие, маленькие солнца. Никакого робкого узора, никакой бледности стыдливых анютиных глазок, которые так любят изображать на фарфоре. Жизнь и радость в чистом виде. Мне нравится. Смущаясь, Исабель протягивает вазу Ханне. Это подарок для… Лозы. На кухню. Почему-то мне радостно от того, что Исабель принесла моему дому подарок. Я и Ханна благодарим Исабель, рассматриваем вазу, я хвалю подсолнухи и лицо Исабель распускается улыбкой. Что-то тревожит ее, я вижу это в глазах, в напряжении плеч. Что ж, нас сегодня таких двое. Говорю Исабель, что сегодня она помогает Арелу и она искренне радуется. Ханна уносит вазу с цветами в дом, Арел уводит Исабель к грядкам, а я… отправляюсь чистить пруд. Большим сачком.
Отлавливаю Исабель уже после обеда, Арел дает ей возможность передохнуть и предлагает продолжить борьбу с омертвевшими частями виноградной лозы и одичавшим шиповником завтра.
Предлагаю Исабель «роскошную» прогулку: до пруда, до часовни, вдоль ограды и обратно. Пусть расскажет мне о чем-нибудь. Например, почему она так напряжена.
Исабель сначала молчит, а потом рассказывает мне о Желе. О его предложении, об освященниках Миссии и к концу ее рассказа я становлюсь очень зол.
Баран. Напыщенный болван. Как ему могло прийти в голову предложить Исабель променять свои мечты на сан освященницы? На женщин служение накладывает намного больше ограничений, чем на мужчин. Включая выбор мужа, если освященница решится вступить в брак. Или… или?
Пытливо смотрю на Исабель и с удовлетворением замечаю на ее лице такую же злость. Она не пытается скрыть ее, не смущается и не делает вид, что злиться – неправильно.
– Он говорил так, словно все решил за меня! – топает Исабель ногой. – Словно моя жизнь в его руках!
– Так скажи ему об этом, – предлагаю я. Исабель качает головой.
– Я почему-то боюсь. Я должна сказать, я не хочу принимать его предложение, но… Исабель вдруг вздрагивает и резко поворачивается в сторону ограды. Я смотрю туда же. Лишь солнце, кусты, тянущие ветки сквозь решетку и пятна дороги, просвечивающие меж ними.
– Мне показалось… показалось, что я вижу Желя, – Исабель бледна.
– О, Винсент, а если он увидел тебя?
Я беру Исабель за руку, холодную как утренняя вода в пруду.
– И чего бы Желю делать здесь, у проклятого поместья проклятого Чудовища? – спрашиваю я ее шутливо. В самом деле, я не вижу ни одной причины, почему освященнику захотелось бы нарушить своим присутствием сонный покой Лозы. Мы идем прочь от ограды, я не выпускаю руку Исабель из своей, а она ее не убирает.
– Я чувствую себя ужасно, – вдруг говорит Исабель. Она смотрит вниз, на разноцветные камешки на дорожке. Я молчу. Знаю по себе, иногда надо просто… слушать.
– Жель говорил, какая я спокойная, правильная, верная послушная дочь, никогда не позволяю себе лишнего. Не замечена в праздном веселье, в некрасивом поведении. Мол, мечтаю, правда, много, но это поправимо.
Исабель пинает камешек ногой. Мы приближаемся к Лозе и я выпускаю руку Исабель – вдруг Арел или Ханна увидят.
– А мне показалось, словно он описывает скучную деревянную куклу. С нарисованными глазками и в чистеньком платьице. И только мечты отличают меня от этой куклы.
Исабель останавливается и смотрит на меня.
– Винсент, я поняла, что я не помню, когда веселилась. Когда я просто веселилась, понимаешь? Я даже на праздниках, даже на торжищах всегда следила за тем, чтобы все было… правильно. Боялась сделать хоть что-то не так. Ведь я дочь гончара, образец послушания и благоразумия, хоть и чудная со своими книжками.
Мне в голову приходит идея. Странная, наверное, но к дьевону условности.
– Исабель, – говорю я. – А пойдешь со мной на бал?
Сначала Исабель показалось, что Винсент зло пошутил. Она отшатнулась от виконта с обидой. Почему, зачем он вдруг решил подразнить ее? Но Винсент
