Те, кто десять лет назад старательно, как из глины, лепил из кагэбэшных досье, ваучеров, крови и дерьма этого монстра, недооценили глубины пропасти, в которую летит держава. Советские кукловоды считали, что ни за что не упустят штурвал корабля, только в их руках будет не громоздкая административная система, а частная экономика, капитал, живые деньги, что гораздо надежнее. Им и в голову не приходило, что их время вышло, а пришло время Разинских. Как-то так получилось, что землетрясение, потрясшее страну, оказалось, вопреки расчетам, не пять-шесть баллов, а все двенадцать. Рухнуло почти все! Как поется: «Власть, Россия и законы – все к чертям!» И на этих развалинах воцарились в сытости и довольстве вовсе не бывшие партаппаратчики и чекисты, а именно Разинские – ушлые жулики, воры, стукачи различных спецслужб, начиная от КГБ и кончая Моссадом и ЦРУ. И к середине девяностых годов вышло, что хозяева Разинского стали у него на посылках в лучшем случае, а в основном просто выкинуты им в мусорную яму. Теперь «Разинские» назначали власть и реформировали спецслужбы. Грянул час их торжества. Как им кажется – навсегда!

Самсон Разинский с самых первых дней победной поступи демократии не стеснялся афишировать близость к власти. Одно время даже был наперсником отца питерской демократии, первого мэра Санкт-Петербурга, который под мутные и умные речи собственного кустарного производства довел город до такой разрухи, до которой не довели его ни Гражданская, ни Великая Отечественная война. Это было золотое время для Разинского. Тогда он с кучкой единомышленников хорошо попилил под видом различных высокодоходных программ бюджет Северной Пальмиры. Спекуляции с недвижимостью, приватизационные дела до сих пор он вспоминал с ностальгией.

На его совести два полностью угробленных, выпотрошенных оборонных завода и куча всяческих структур поменьше. Может, где-то на Западе банки и финансовые компании и служат развитию экономики, в новой России все получалось наоборот – там, где проходили финансисты типа Разинского, оставалась выжженная земля. И всех это вполне устраивало. Все вокруг обращалось в дерьмо. А потом в золото.

Не то чтобы его существование протекало совершенно безоблачно. Как во время войны, вокруг падали сраженные пулями и снарядами верные товарищи и единомышленники. Приятелями Разинского, погибшими при дележе питерской собственности, можно было укомплектовать приличное кладбище. После того как в результате дележки морского порта взорвали его ближайшего друга, вице-губернатора Питера, Разинский на полгода укатил в теплые края, скупил недвижимость во Франции, немного оттаял душой и вернулся обратно, когда все было уже утрясено, враги частично пали, оставшиеся сами надолго укатили в теплые края.

Он имел немало возможностей стать покойником. Но как всю нечистую силу, его сама преисподняя хранила. Из всех передряг он выходил живым, здоровым и при наваре. И опять все обращалось в труху и тлен от его прикосновений.

Влад нажал на кнопку мыши, и на экране возникла фотография фигуранта. Худое лошадиное изможденное лицо. Унылый изгиб тонких губ. Крючковатый нос и острые уши. В общем, уродец, мумия… Вот только глаза. Веселые, озорные глаза беса.

Влад усмехнулся. Глядя на это существо, он не испытывал ни ненависти, ни злости. Смешно злиться на непреодолимые силы природы. Или на бактерии туберкулеза. Нужно искать способы противостоять им. С бактериями помогает дезинфекция. От урагана укрепляют дома. Конечно, проще всего было бы давить этих гадов, как клопов, чтобы только кровь и баксы в разные стороны брызгали. Но свято место пусто не бывает. Одного удавишь, другие приползут. Тут нужны кардинальные меры…

Но когда отдельно взятый клоп слишком наглеет и мешает жить – его не грех и прихлопнуть. Или клопомором пройтись.

Влад щелкнул изображение Разинского по носу. Ну что же, на этот раз финансист перегнул палку. Он слишком привык к безнаказанности. Считает, что у него все схвачено, все прикручено, что лучше его никто не знает всех течений в теплой речке-вонючке… И каково же будет его удивление, когда он узнает, что есть силы, которые он учесть не в состоянии. Есть «Пирамида»! Божья кара!

Итак, цель определена.

– Ну что ж, – прошептал Влад. – Готовим обряд изгнания духа…

Двух пятерок – Сотника и Пирата – должно хватить для проведения мероприятий. Запрашивать дополнительную поддержку не стоит. Если Денисов намекнул, что это нежелательно, значит, действительно сейчас в «Пирамиде» напряг и каждый человек на счету. Вчера прибыл Тунгус. Это уже много. Пусть и неравноценная замена Эскулапу, но тоже очень неплох.

– Стартуем, – прошептал Влад.

Взял мобильник, по закрытому каналу сбросил сообщение командирам пятерок. Назначил встречу.

Спецоперация начинает разбег…

Влад подошел к окну, глядя на отражающуюся в черной глубине канала луну.

Великие стихи великого декадента, обреченного крутиться в белкином колесе бытия. Влад усмехнулся. У него не было никакой тоски. Наоборот, лунная дорожка вела его вперед, в бой. Он пока еще силен. И многое мог изменить в жизни, пытаясь свести воедино расползающиеся нити бытия.

Он ощутил, что в него вливаются сила и уверенность воина.

Но точил его и червячок. Было иррациональное предчувствие, что он ступает вовсе не в ярко освещенный коридор, а в запутанный лабиринт… И что все будет с этим делам не так просто, как запланировано…

* * *

– Это просто счастье, что сегодня предприниматели, люди, имеющие капитал, становятся меценатами. Именно они возвращают на родину то, что было утрачено за семьдесят лет безбожия и бездуховности. Большое человеческое спасибо вам, Самсон Моисеевич, – произнесла заместитель директора Русского музея, в глазах ее сверкнули слезы умиления – вполне искренние.

– Это мой гражданский долг, – обаятельно улыбаясь и шаркая ножкой, ответил на восторги в свой адрес Разинский.

Тут же его секретарь – элегантный, в дорогом костюме, в отличие от самого питерского банкира, предпочитавшего свитера и демократичную одежду, сунул в руки Разинского картину в массивной золоченой рамке.

Банкир протянул картину расчувствовавшейся музейной работнице.

Та вцепилась в нее, как ростовщик в кошель с золотом, и потянула на себя. Разинский чуть придержал. Ему было весело смотреть на сушеную музейную крысу, офонаревшую от свалившегося счастья. На ее лице возникло удивление, грозящее перерасти в панику при мысли, что вожделенное полотно не отдадут. И она рефлекторно потянула сильнее. Разинский отпустил, и женщина качнулась назад, едва не потеряв равновесия.

Защелкали фотоаппараты, запечатлевая исторический момент появления на свет нового мецената. Работали видеокамеры.