А дела церковные в княжестве складывались довольно своеобразно. Еще в далеком 1156 году, когда Андрей сбежал от отца из Вышгорода, ему пришлось вступить в борьбу с тогдашним епископом ростовским Нестором, который стремился насадить среди паствы новое правило о постах. Русские люди не хотели отказываться есть мясо, если церковные праздники совпадали с постным днем (среда и пятница). Но именно на этом настаивал Нестор. Андрей поддержал паству, и Нестор вынужден был уехать в Киев.

Такая же участь постигла и епископа Леона, грека. Ко всему прочему тот занялся неприкрытым грабежом и лихоимством как церквей и монастырей, так и мирян.

Тогда епископом народ избрал Феодора, которого летопись иногда называет Феодорцем. Местом пребывания его был Суздаль. Это неслучайно. Суздаль к этому времени превратился в сравнительно большой город, центр густонаселенного хлебородного «ополья». Он славился своим богатством. Город был обнесен валами еще при Владимире Мономахе, который построил и кремль. Помимо деревянных церквей в Суздале был воздвигнут величественный собор Успения Богородицы. Большой, превосходно украшенный снаружи, внутри он был расписан фресками, наделен драгоценной утварью. Подобный храм был великолепным украшением епископии.

Феодор с самого начала стал поддерживать свою паству в вопросе соблюдения постов, вступив тем сам в противоречие с киевской метрополией. Более того, князь Андрей и епископ Феодор создают новые общерусские праздники. Так, 1 августа 1164 года они торжественно учреждают праздник Святого Спаса, подчеркивая значение местной святыни – иконы Владимирской Божией Матери, охранявшей владимирцев и князя Андрея во время войны с булгарами. Описание праздника Святого Спаса во Владимире было оформлено в виде литературного произведения – проложной статьи 1 августа 1164 года. Нашел он отражение и в местном летописании. Между тем в Константинополе и Киеве в этот день тоже отмечался праздник Спаса, но только посвященный совсем другому событию. Андрей и Феодор вели разговор о том, чтобы выделить Владимир в отдельную от Киева метрополию и действовали в этом направлении в полном согласии. Поэтому Андрей, затевая разговор с Улитой, рассчитывал на поддержку и взаимопонимание епископа Феодора.

Церковного суда пришлось ждать долго, больше месяца. Наконец Андрей был вызван в Суздаль, в терем епископа. Там его провели в просторную палату с высокими потолками и окнами; стены ее были покрыты росписями и мозаикой святых, в высоком сводчатом потолке царил Бог Саваоф с ангелами; на противоположной от двери стене висело большое изображение Иисуса Христа с суровым, даже гневным взглядом. Под ним стоял стол, покрытый бордовой скатертью с вышитыми крестами. За столом сидели три человека. Посредине восседал Феодор, круглолицый, с окладистой бородой, глаза веселые, ласковые, с прищуром; он явно был доволен, что князь оказался на некоторое время в его подчинении, и это неприятно задело Андрея. «Неужели епископ что-то задумал? – с тревогой думал он. – Вроде не должен. Не двуличный он человек. Жадный до богатства, это есть. Но коварства я пока в нем не наблюдал».

Справа от Феодора виднелся епископский наместник по Ростову Клим, маленький худенький старичок с испитым лицом и острым взглядом сереньких глаз. Андрей знал этого тщедушного, иссушенного человека с проницательным, леденящим взглядом и остерегался иметь с ним дело: такие люди бывают очень непредсказуемы.

И, наконец, третьим членом суда был архимандрит наместник Антоний, он был представителем епископской власти в Кснятине. Это был высокий, большеглазый, суровый на вид человек, отличался честностью и прямотой, мог постоять за человека или, наоборот, осудить кого-то, невзирая на богатство и положение.

В стороне с пером в руке сидел дьякон, видно, намереваясь записывать слушания по ходу дела. Между тем Феодор перемолвился несколькими словами с наместниками и стал говорить быстро и напористо; слова его, будто шарики, тотчас заполнили все помещение:

– Открываем работу высокого церковного суда. Сегодня слушается дело суздальского князя Андрея и княгини Улиты о разводе. Живут они в браке тридцать четыре года, имеют троих сыновей – Георгия, Мстислава и Изяслава. У меня первый вопрос: скажи, князь, почему не явилась на суд супруга твоя, Улита?

– Не пожелала, святейший. Долгий путь не каждому под силу.

Задвигался на своем месте, сгорая от нетерпения, Клим, наклонился вперед, словно хотел еще поближе рассмотреть Андрея, спросил скрипучим голосом:

– Ответь мне, князь Андрей, по своей воле ли вы поженились или вас заставили родители?

– По своей воле.

– И по любви?

– Да, мы любили друг друга.

– А не было ли между вами вражды оттого, что батюшка твой, Юрий Долгорукий, когда-то казнил отца Улиты?

– Нет, никогда. Степан Кучка совершил государственное преступление, за что понес заслуженное наказание. Его дети это хорошо понимают, и ни разу между нами не возникало ссоры на этой почве.

– Так-так-так, понятно. У меня пока вопросов нет.

– Зато у меня есть, – вмешался Антоний и спросил суровым голосом: – Коли соединили вы судьбы добровольно и по любви, прожили такое долгое время, что же заставляет тебя, князь, рвать семейные узы? Может, живешь с другой женщиной?

«К чему они всю эту канитель затеяли? – с раздражением думал Андрей. – Разве не знают, как жил и живет князь? Наверно, каждая собака в Суздале осведомлена о всех мелочах княжеского дворца. Поиздеваться, что ли, задумали?»

Но ответил:

– Нет, я не живу с другой женщиной.

– Так в чем причина?

– Мы перестали делить с ней одну постель.

– И все? Может, возраст к тому привел, что спите отдельно?

– Нет, не возраст. Мы не терпим друг друга.

– Вон как! Тогда, может, жена совершила прелюбодеяние?

– Этого не было.

– Послушай, князь, – вмешался Феодор. – Поводом для развода может быть случай, когда жена ходит к чужим людям, без мужня слова гуляет и пьет или опрочи своего дома спит, когда муж в отлучке. Может, было такое?

– Не замечал, и мне никто не передавал.

– Тогда у меня пока нет вопросов.

Андрею казалось, будто его выворачивают наизнанку, у него даже ощущение появилось тошноты. Ему хотелось плюнуть и уйти, громко хлопнув дверью. Но он понимал, что в этом случае ему никогда не соединить своей судьбы с Верхуславой, поэтому сдерживал себя и терпел. «Может, на этом они закончат», – с надеждой подумал он, но тут, склонив над столом птичью головку и искоса поглядывая на Андрея, проскрипел Клим:

– Я хочу спросить. Знаешь ли ты, Андрей, что обряд венчания является таинством, которое совершается на небесах, и нарушить брак может только Господь Бог?

– Да, знаю.

– А понимаешь ли ты, что твоими действиями теперь руководят не благочестивые мотивы, а низменная похоть?

Андрей побледнел и ничего не ответил.