Растянувшись в кресле Дж. Дж. и положив больную ногу на пуфик Дж. Дж., он погрузился в чтение ещё одного альбома с вырезками и нашёл там резкие высказывания и в адрес приюта для животных, и про День матери, и про тренера школьной футбольной команды. Это была проза, написанная сумасшедшим, питавшим страсть к восклицательным знакам. В одном из опусов автор направлял свои стрелы в шерифа, который баллотировался на второй срок. Этот кандидат, указывал Хокинфилд, имеет трёхмесячную задолженность по счёту за воду, регулярно аннулирует повестки своей жены, постоянно нарушающей правила парковки, а один раз ему удалось замять дело, связанное с обвинением его самого в преступном поведении. Никакие имена не упоминались, но даже такой новый в Спадзборо человек, как Квиллер, мог догадаться, что речь шла о дядюшке Джоше Ламптоне, который тотчас же потерял свою должность, а Дэл Уилбанк вступил в неё.

Коко, судя по всему, надоело обнюхивать подстилку Люси и книги по юриспруденции; он прыгнул на шкаф и, трепеща усами, принялся царапать его. Ему отчаянно хотелось открыть средний ящик, неглубокий, где обычно хранятся всякие мелочи. Квиллер помог ему, поскольку и сам был человеком любопытным. В отделениях передней части ящика лежали карандаши, ручки, скрепки, клейкая лента, несколько пенни, три сигареты в мятой пачке, два больших винта и одна использованная почтовая марка. Коко набросился на марку и унёс её в темный уголок, чтобы обнюхать и облизать. Как кот мог узнать, что она находится здесь, спрашивал себя Квиллер.

В дальнем конце ящика среди разных бумаг и скоросшивателей Квиллер обнаружил большой жёлтый блокнот, его, видимо, Хокинфилд использовал под черновики, набрасывая свои статьи крупным почерком и мягким карандашом. Заметка, сохранившаяся в блокноте, была датирована двумя днями позже прошлого Дня отца. Она не только никогда не была опубликована, но никогда не покидала пределов среднего ящика письменного стола Хокинфилда, однако Квиллер не успел прочитать её, так как раздался звонок в дверь.

Бичем закончил бельведер и пришёл за платой. Квиллер знал, что нельзя платить за работу, не посмотрев её, но он доверял этому человеку и даже добавил за скорость. Потом, взяв желтый блокнот, он попросил плотника подвинуть стол на прежнее место. После чего было пора бриться и одеваться к ужину с Сабриной Пил, и Квиллер бросил блокнот в свой стол наверху.

Сабрина появилась с двумя подушками ярко-красного и золотистого цвета, каждая площадью в квадратный ярд, и положила их в гостиной на пол между окнами.

– Надеюсь, они сделают своё дело, – сказала она. – Они сбалансируют цветовые пятна и придадут немного значительности тому концу комнаты… Как ваша нога, Квилл?

– На Шкале Боли и Страданий показания упали на шестнадцать пунктов, когда вошли вы, – ответил он, любуясь туманно-зелёным шёлковым платьем, которое так шло к светлым волосам художника по интерьеру. – Выпьем, перед тем как поехать?

– Ммм… нет, – ответила она. – Я заказала одну из лучших кабинок, и они не станут сохранять её за мной больше пятнадцати минут. Надеюсь, вы не возражаете, если мы будем сидеть среди некурящих?.. Где вы нашли эту потрясающую чашу из капа? В Картофельной Лощине?.. Я вижу, вам нужны свечи. Я могла бы привезти несколько.

– У меня их достаточно, – сказал он. – Свечник продал мне их на всю оставшуюся жизнь, но я не нашёл времени вставить их в подсвечник… Подождите, проверю сиамцев перед уходом.

Обе кошки оказались именно там, где он и предполагал, – надменно сидели на новых подушках, и их холодные голубые глаза бросали вызов всякому, кто попытался бы скинуть их с этого трона.

Останавливаясь на каждой ступеньке, Квиллер и Сабрина медленно спускались по длинной лестнице на стоянку для машин.

– Вам нравится жить одному? – спросила она.

– Я пробовал оба способа, – ответил он, – и знаю как плохо приходить домой в пустую квартиру, но теперь у меня есть сиамцы, которые встречают меня у дверей. С ними хорошо: я им нужен, они всегда счастливы, когда я прихожу домой. С другой стороны, они всегда рады, когда я ухожу, – одна из кошачьих черт, которая не дает человеку почувствовать себя слишком важной персоной.

Спускаясь вниз по Дороге к Соколиному Гнезду, она показала дома своих клиентов. Она помогала Уилбанкам выбрать обои на стены… Её фирма проводила полную перепланировку интерьера для Лесморов… Её компаньон делал окна и полы для дома Уикисов.

– Ваша мастерская – единственная в городе? – спросил лукаво Квиллер.

– Единственная хорошая мастерская, – ответила она, улыбнувшись своему пассажиру. – Я все отдала бы, чтобы заполучить «Тип-Топ» и полностью отделать этот дом.

– Вы могли бы даже пойти на убийство?

Он ожидал получить хлесткий ответ, но внимание Сабрины поглотила дорога – они были уже внизу, у подножия горы, – и она не ответила.

Они свернули на дорогу, которая сначала шла параллельно разлившейся реке, а затем вела в предгорье, где в небольшой впадине расположился ресторан под названием «Спагетти» – каменный дом у дороги, готовый вот-вот развалиться.

– В той равнинной стране, где я живу, такое место наводило бы тоску, но в горах даже оно выглядит живописно, – заметил Квиллер.

– Это было смело – в столь унылом месте, и почти в развалинах, создать интерьер, вызывающий аппетит, – призналась Сабрина. – Владельцы хотели, чтобы всё не только выглядело, но и дышало первозданностью, поэтому мне пришлось новые напольные покрытия имитировать под старые, оставить столбы и балки их естественного тёмного цвета и покрасить стены белым, чтобы подчеркнуть все трещины, сучки и червоточины.

Ресторан состоял из небольших помещений, которые постепенно пристраивались друг к другу в течение многих лет; Сабрину и её гостя отвели в Главную Бататовую комнату, где высоко поднятые кабинки обеспечивали и уединение, и вид на горы. Центральное место в этом помещении занимал написанный маслом портрет вождя-индейца, раскуривающего трубку мира.

– Взгляните на это поразительное меню, Квилл. Пятнадцать видов спагетти, а все соусы – домашнего изготовления, свежие, сегодняшние, – сказала Сабрина.

Посмотрев меню, Квиллер заказал копчёную семгу и авокадо с лапшей по-лозаннски, приправленной кресс-салатом, укропом и хреном. Сабрина выбрала кнедлики с форелью, с гарниром из фасоли и голландским соусом и бутылку итальянского вина.

– Ну, как вы проводите время? – спросила она.

– Никак. Пока, кроме дождя и небольших катастроф, ничего не было, но не стоит говорить об этом. Что вы знаете об охотничьем шкафчике?

– Дж. Дж. купил его на аукционе, утверждая, что среди его предков был какой-то Фитцуоллоу, Ужасная вещь, и его жена ненавидела этот шкафчик.

– Он понравился моему коту, – сказал Квиллер. – Если он не запрыгивает на него, то лежит рядом на полу. Думаю, в жилах моего кота тоже течет кровь Фитцуоллоу. Единственное, что я не отказался бы приобрести, – это картину Фореста Бичема. Сколько она стоит?